Читать книгу - "Настройщик - Дэниел Мейсон"

Рояль протащили через цветущий кустарник, который рос на краю лагеря, и спустили дальше вниз, к реке. Там уже ждал плот, грубо связанный из бревен, в три раза превосходящих рояль по длине. Инструменты установили на плоту, они закрепили ножки в щелях между бревнами. Работали быстро, словно делали это много раз. Когда рояль был закреплен, с другой стороны плота таким же образом привязали сундук.

— Там ваши вещи, — сказал Кэррол.

Поначалу было непонятно, кто из множества людей, бродящих в мелкой воде у берега, завязывающих веревки, закрепляющих узлы, поправляющих груз, поедет с ним. Но наконец рояль был укреплен окончательно и плот уравновешен. Тогда двое молодых людей направились обратно к берегу, взяли по две винтовки каждый и вернулись на плот.

— Это Сеинг То и Тинт Наинг, — сказал доктор. — Они братья. Это очень искусные лодочники, и они говорят по-бирмански. Они поплывут с вами вниз по реке. Нок Лек тоже поедет, но в лодке, чтобы разведывать пороги. Вы поплывете до страны каренов, а может быть, до самого Моулмейна, на это у вас уйдет пять-шесть дней. Там вы будете уже на британской территории и в полной безопасности.

— А что я буду делать потом? Когда я смогу вернуться?

— Вернуться? Я не знаю, мистер Дрейк... — Доктор замолчал, а потом достал клочок бумаги, свернутый и запечатанный воском. — Я хочу, чтобы вы взяли вот это с собой.

— Что это? — спросил Эдгар, удивленный предложением.

Доктор немного подумал:

— Это поможет вам принять решение. Прочтете это попозже.

Один из юношей, стоящий за его спиной, проговорил:

— Мы готовы, мистер Дрейк, нам пора ехать.

Эдгар протянул руку и, взяв бумагу, сложил ее еще раз и засунул в карман рубашки.

— Спасибо, — тихо произнес он и ступил ногами на плот. Они оттолкнулись от берега, и только когда он оглянулся и посмотрел на берег, то он увидел ее, она стояла среди цветов, полускрытая кустарником. Позади нее на горе расположился форт Маэ Луин, ряды бамбуковых строений как бы карабкались вверх, одно из них без стены, и обнаженным краем смотрело в сторону реки.

Плот подхватило течением и понесло вниз по реке.

Река значительно наполнилась водой после дождей по сравнению с той порой, когда Эдгар плыл по ней несколько месяцев назад. Он вспомнил ночь, в которую они приплыли, тихо спустившись по течению сквозь тьму. Насколько другим казался тогда мир, по сравнению с тем, каким он был теперь: лесистые берега купались в солнечном свете, ослепительно сверкала листва. Предчувствуя их приближение, с берега вспорхнула пара птиц и громко хлопали крыльями в солнечных лучах, пока не попали в воздушный поток и не понеслись вниз по реке. «Удоды, Upupa epops. Может быть, это те же самые, которых я видел в день прибытия», — подумал он, сам удивившись тому, что вспомнил их название. Они плыли вслед за птицами, солнце отражалось от крышки рояля.

Все молчали. Нок Лек греб впереди, напевая тихую песенку. Один из братьев сидел на сундуке на корме плота с веслом в руке. Худощавое тело его напряглось, борьба с течением была нелегкой. Второй стоял на носу, глядя вдаль. Эдгар, расположившись на середине плота, смотрел на проплывающий мимо берег. Он весь был охвачен ощущением движения, ему казалось, что он плавно спускается вниз, как и все те ручейки, которые катились с холмов и бежали, чтобы соединиться с водами Салуина. Плот провисал под тяжестью, и иногда вода захлестывала бревна и касалась ног Эдгара. Солнечный свет вспыхивал на волнах, и весь плот покрывало тонким мерцанием. Иногда казалось, что он сам, и рояль, и юноши стоят прямо в реке.

Они плыли, и Эдгар наблюдал, как птицы ныряют и взмывают вверх, продолжая лететь впереди них. Сейчас ему хотелось, чтобы доктор был рядом, чтобы он также видел этих птиц и прибавил бы их к своей коллекции наблюдений. Эдгар пытался представить себе, что доктор сейчас делает, как в форте готовятся к нападению, будет ли он тоже сражаться с оружием в руках. Наверняка Кэррол, уходя от реки, увидел среди цветов Кхин Мио. Эдгар задумался о том, насколько должны быть известны доктору его отношения с ней, и что она сама расскажет ему. С тех пор, как он касался губами ее теплой шеи, прошло не больше двенадцати часов.

От Кхин Мио его воспоминания обратились к старому настройщику, у которого он когда-то учился, тот всегда по окончании работы доставал из деревянного бара бутылочку вина. «Как давно я об этом не вспоминал», — подумал он, и сам удивился, откуда взялось это воспоминание, и почему оно пришло именно сейчас. Он вспомнил кабинет, где постигал науку настройки, и те прохладные дни, когда старика посещало поэтическое настроение и он начинал рассуждать о значении настройщика. Эдгар слушал его, забавляясь в душе: молодому начинающему настройщику слова учителя казались чересчур сентиментальными. «А почему ты решил заняться настройкой фортепиано?» — спрашивал старик. «Потому что у меня хорошие руки и я люблю музыку», — отвечал юноша, и учитель смеялся: «Так дело в этом?» — «А в чем же еще?» — удивлялся Эдгар. «В чем еще?» — учитель поднимал бокал и улыбался. «Знаешь ли ты, спрашивал он, что в каждом инструменте скрыта своя песня?» Юноша качал головой. «Может быть, это всего лишь старческие бредни, но, видишь ли, движения пальцев исполнителя — всего лишь механическое действие, обусловленное простым устройством из нескольких самых обыкновенных мышц и связок, подчиненных всего лишь малому количеству простых правил темпа и ритма. Мы должны настраивать рояль, чтобы нечто столь земное, как мышцы, связки, а также клавиши, проволока и дерево, могло стать песней». «А что за песня прячется в этом старом инструменте?» — спрашивал Эдгар, показывая на пыльное пианино. «Песня, — говорил мастер, — у нее нет названия. Это просто песня». И юноша смеялся, потому что никогда не слышал песню без названия, а старик смеялся тоже, потому что был пьян и счастлив.

Клавиши и молоточки рояля дрожали от толчков во время движения по реке, и в этом тихом звоне, исходящем от них, Эдгару снова чудилась песня без названия. Это была песня, состоящая из одних нот, но лишенная мелодии, песня повторяющаяся, потому что каждый отзвук — пульсация первой ноты, песня, исходящая из самого инструмента, ведь здесь нет другого музыканта, кроме реки. Он вспомнил о ночи в Маэ Луин, о «Хорошо темперированном клавире»: «Это произведение, подчиняющееся строгим законам контрапункта, как и все фуги. Вся пьеса — лишь разработка одной простой мелодии, обязанная строго соблюдать правила, установленные в первых нескольких строчках».