Читать книгу - "Muto boyz - Павел Тетерский"

— …Быть мошенником — не искусство, — вставил я.

— Ошибаетесь, батенька. Это самое настоящее искусство.

— К чему ты меня подводишь, сука?

— Сам знаешь. К тому, что это наш шанс. Мы не можем становиться продвинутыми мошенниками здесь, в России. Потому что тогда надо будет знаться с криминалом, общаться со всеми этими квадратными дебилами типа Никиты…

Никитой звали одного из дядек. Вообще таких людей редко зовут Никитами — обычно их кличут Саньками, Витьками или Андрюхами. Но так уж получилось — с этим ничего не поделаешь, люди здесь бессильны. У Чикатилы был один знакомый, которого Бог наградил странной фамилией Немец. Он работал в офисе и, когда представлялся кому-нибудь в телефонную трубку, говорил: «Моя фамилия Немец. Так получилось…»

— Никита — не дебил, — не согласился я. — Дебилов к его годам убивают, а он жив-здоров. Мало того, я могу предположить, что он ни в чём себе не отказывает…

— Хватит переводить тему на детали, — решительно обрубил Чикатило. — Я говорю не об этом, и ты прекрасно это знаешь. Я говорю — мы сейчас украдём эти деньги и сорвёмся с ними в Амстер. А там уж возьмём в оборот эту прекрасную страну и сдерём с неё столько, сколько нам причитается.

Я задумался — здесь действительно было над чем подумать. Ибо на сей раз мы обсуждали возможность сняться с якоря серьёзно.

Хотя всё и так было ясно. Такая и фа — мы оба мыслили одинаково, но один из нас должен был взять на себя роль оппонента. Просто так, чтобы было кому доказывать обратное — так же, как на суде адвокат пытается доказать невиновность алкоголика, пойманного в состоянии полного кала с ножом в руке над трупом собутыльника. От его выступлений ничто не меняется, он сам уверен в беспонтовости защиты — но в соответствии с регламентом упорно гнёт свою линию, просто так, для галочки.

— Слушай, Чик. Но ведь… мы же будем скучать по всему этому. Я же, блядь, люблю всех этих раздолбаев из «Столов». Люблю движ…

— Именно поэтому надо сняться на апогее. Ты уже не литл бой, сам прекрасно знаешь, чем такие дела заканчиваются. Даже Керуак склеил ласты от алкоголизма. Наблюдать распад будет больно, а так у нас останется всё самое лучшее, без говна. Любить можно и на расстоянии — мы станем просветлёнными бродягами дхармы, пестиками учения дзэн. Как Роберт де Ниро в «Схватке» — помнишь, он там говорит: хочешь ходить по улицам свободно — не имей привязанностей, не пускай в свою жизнь то, что не можешь бросить в течение тридцати секунд. А насчёт движа — так там у нас будет другой движ, мы его сами создадим.

Именно так я всё себе и представлял. Для нас это было бы идеальным вариантом — кочевать от движа к движу, вечными ДВС перемещаться в пространстве, как Руби Тьюсдей из наследия «Rolling Stones», и срываться на самом топе — так, чтобы не наблюдать отвратительный распад. По пути матерея и переходя на новые levelz компьютерной аркады — потому что мы уже понимали, что есть законы, с которыми не поспоришь, и их нельзя нарушать, а можно просто хитро недовыполнять. Платить не тридцать, а три процента налогов.

— Чик, давай не будем принимать скоропалительных решений. Давай подождём, подумаем. Обмозгуем. Проведём морфологический анализ создавшейся ситуации.

— Давай, — согласился Чикатило. — Да на самом деле я и не особо настаиваю именно на этих четырёх штуках. Просто я, когда взял их в руки… Я не знаю, как объяснить, я почувствовал — вот оно. Я понял, что всё это реально. Что у нас будет возможность сделать то, что уже давно пора было сделать. Можно ведь насобирать ещё, относительно честно. Так, чтобы не подставлять никого конкретного…

В дверь постучали, и Чикатило машинально сунул сейф (а вместе с ним — и не успевшую закончиться дискуссию) в ящик стола. Сейф издал грохот, издалека похожий на голос Ильи Юльевича. А после этого в нашу клетку вошла молодая пухленькая девчонка — в круглых очках и шортах, с имиджем школьной пионервожатой. Я посмотрел на часы — надо же, с она пришла минута в минуту, у нас не было никаких предлогов для того, чтобы её отшить.

Девушку звали Аней, она училась в каком-то средней престижности институте и хотела подработать летом. Она сказала нам об этом прямо — настолько неискушённой она была в вопросах трудоустройства. Поговорив с ней минут семь, я начал чувствовать к ней нечто вроде расположения. Это было плохо, потому что ещё несколько минут — и нам пришлось бы забыть о сексуальной красотке, которую мы мысленно уже усадили за пустующий стол возле самых дверей, и нанять просто хорошего человека.

В этот момент из коридора послышался спасительный топот динозавров — чуть ли не первый раз за время нашей работы здесь он пришёлся в кассу. Стриженов тоже мечтал о воплощении своих сексуальных фантазий, и уж он-то не постеснялся бы отчислить скромную пухлую студентку.

— Это даже не обсуждается, милая девушка, — заухал он адским филином. — Вы же видите, у нас здесь солидная компания, такие клерки, в белых рубашках, — продолжал он с издёвкой (над нами). — Если вы действительно собираетесь поработать только до конца каникул, то зачем вы нам об этом рассказываете? Следующий раз на собеседовании врите напропалую, и вас возьмут.

Стриженов отчислил Аню так по-свойски, что она даже не расстроилась. После её ухода его присутствие резко перестало казаться нам спасительным: у нас завязывалась интереснейшая дискуссия, а он начал грузить нас какими-то глупыми проблемами, полной чушью.

В своих беспочвенных мечтаниях он зарвался и ох…ел настолько, что говорил о каком-то тотализаторе, который он хочет начать создавать прямо сейчас. «Потому что с туризмом, — говорил Стриженов, — всё уже пошло на ура». То, что ни один клиент до сих пор не был отправлен на гонки, его волновало только где-то на совсем уж глубокой периферии. Он рисовался нам просто каким-то Наполеоном, толстым Бонапартом с эспаньолкой — это было смешно и весело, но в тот день нас волновала другая тема. Мы смеялись всю нашу сознательную жизнь, а теперь пришло время хоть раз поговорить о серьёзном. Хотя, может быть, оно и не было необходимым — я же говорю, мы в любом случае пришли к одному и тому же решению, и облечь его в слова было бы интересно, но не жизненно важно. Потому что ничего бы от этого не изменилось.

Однако обнародование безумных планов оказалось не единственной причиной стриженовской вписки в офис — главной целью было посмотреть телевизор. С этой провокацией, которую нежданно-негаданно учинил нам бородатый VIP-клиент, мы совсем забыли о телепрограмме, по которой должны были показывать Чикатилину сержантскую рожу.

Стриженов посмотрел на часы, подскочил в своём креслице-ишаке, рыкнул «ё… твою мать» и защёлкал кнопками пульта дистанционного управления. Толстые пальцы попадали одновременно на несколько кнопок, мешая осуществить задуманное и сопровождаясь матерным кряхтением. Он успел как раз вовремя — секунд десять в кадре маячило улыбающееся табло Алена Проста, а потом вместо него возник ведущий, который начал гнать пургу про только что завершившийся конкурс от «Лауда-Тур».

Пурга была из разряда тех, которые заметают с головой и заставляют галопом-козликом скакать по улице от метро к дому. Нашу раздолбайскую троицу величали чуть ли не транснациональной корпорацией, и табло Стриженова при этом сияло воплощением греха гордыни. Он то и дело победоносно зыркал на нас своими хитрыми глазками, он просто не мог удержаться — его распирало так, что он вот-вот был готов лопнуть, как налившийся соками сеньор Помидор. «Вообще-то я езжу на «Порше», — читалось в его взгляде.