Читать книгу - "История в стиле хип-хоп - Гор Пта"

Я болен словом: одним движением

Повергаю Гекату в дрожь,

Подлость и ложь

Опрокидываю своим воображением.

Я околдовываю дьявола,

Балуюсь догмами.

Догон с Сириуса

Сотворил человека из мантры.

А Безупречный могуч, как рок,

И уместил всю Вселенную

В единственную строку:

Я бог.

Не было слышно ни аплодисментов, ни одобрительных возгласов. Только тишина и чернота, пока стихал бит. А затем темнота уступила место слепящему свету. Думай, Безупречный, думай — думай... а потом ничего, только вечный покой.

Эрика не видела пули — заметила только вспышку света. А затем услышала оглушительный грохот — и голова брата качнулась назад. «Майкл!» — заорала она. Не думая о собственной безопасности и не замечая целого роя пуль, рассекавших воздух, она протянула к брату руку. Пули с жужжанием пролетали мимо ее пальцев: одна пронеслась в дюйме от ее носа, а другая ужалила в бок. Слабея, Миха ухватил ее за руку и потянул вниз на пол, закрывая своим телом. Пуля ранила его в левое бедро, но он не обратил на это никакого внимания: он думал только о безопасности Эрики.

Отреагировав на выстрелы, водитель стал двигаться беспорядочными зигзагами. Фургон ускорился и поравнялся с окошком водителя. Обрушился целый шквал пуль, разорвав в клочья стекло и тело водителя. Оставшись без управления, машина слетела с дороги, рухнула в заросшую кустарником канаву и застряла там, врезавшись в дерево.

— Эрика, Эрика. Ты жива? Ответь мне!

Эрика молчала. Она смотрела вверх на умирающего брата: он лежал с открытыми глазами, глядевшими прямо на нее, и слеза стекала по его щеке. «Майкл, Майкл», — закричала девушка.

— Он мертв, Эрика. Но ты не вздумай умирать, слышишь?

— Мне так страшно. Что случилось, Миха? Я боюсь. Не хочу умирать.

— Ты не умрешь. Ты будешь жить долго-долго. Я помогу тебе выбраться.

Глядя в глаза брата, она почти слышала, как он произносит ее имя.

— Майкл, Майкл. Не умирай!

— Тихо, Эрика. Я что-то слышу.

Миха прикрыл рот и глаза Эрики и попытался унять ее дрожь. Снаружи ясно послышался звук шагов, тяжело двигавшихся в траве. Все дальнейшее происходило в ритме учащенного сердцебиения Эрики. Дверца лимузина распахнулась. Эрика почувствовала, как снаружи пахнуло холодом и проник дневной свет. Несколько секунд стояла абсолютная тишина, пока вооруженный мужчина наклонялся над ними, отбрасывая красную тень и размахивая винтовкой. Эрика чувствовала, как тень и свет перемещались с каждым движением его тела. А потом, будто непроизвольно, Миха поднял голову и взглянул в лицо своему убийце. Понадобилось всего мгновение, чтобы они узнали друг друга. Раздалась очередь. Дверь захлопнулась, отгородив их от внешнего холода и слепящего дневного света.

— Миха, Миха, — звала в темноте Эрика, пытаясь подвинуть его руку.

— Не надо, Эрика. Не смотри, — сказал он, прижимая окровавленные ладони к ее глазам.

— Миха, что случилось?

— Ни о чем не беспокойся. Просто поспи. Можешь сделать это ради меня?

— Да, но, Миха...

— Нет, Эрика. Просто усни. Пожалуйста.

— Хорошо.

Миха продолжал закрывать ее своим телом, чувствуя, как жизнь потихоньку утекает из него.

— Эрика. Помнишь, как мы впервые встретились?

— Да, — она погрузилась в приятные воспоминания.

— Если не считать отдельных моментов в детстве, я не могу вспомнить ничего важного до нашей встречи... словно до тебя со мной ничего не происходило. Как будто моя жизнь началась лишь с того дня, как я увидел тебя.

— Не говори так, Миха.

— Но это так, Эрика. Это правда. Я знаю. И, наверное, всегда знал.

— Почему ты говоришь так странно, Миха? Не умирай. Я не смогу жить, потеряв вас обоих.

— Нет, Эрика... Ты должна жить, — произнес он, чувствуя жуткую усталость, словно весь мир навалился на него своей тяжестью. — Помни — никогда не признавай смерть. Никогда не признавай смерть и живи вечно.

— Хорошо, но ты должен признать жизнь, помнишь?

— Да, Эрика. Но я уже признал ее. А сейчас я устал. Детка, я так устал. Мне надо поспать... надо поспать... Ты поспишь со мной, Эрика?

— Да... хорошо... давай уснем. Мой прекрасный Миха.

— Моя прекрасная Эрика... Давай уснем.

И они уснули в объятиях друг друга, в собственной крови, окутанные сиреневой дымкой.