Читать книгу - "Мутные воды Меконга - Карин Мюллер"

Спускаться было сложнее из-за тяжелой ноши, удерживаемой лишь наклоном шеи. Движения женщин превратились в сложный, точно отрепетированный танец; они собирались на вершине более крутых откосов и медленно поворачивались к скале лицом, прежде чем спуститься с застывшими спинами, нащупывая зацепки для рук и не осмеливаясь взглянуть вниз. На нижнем склоне к нам присоединились две совсем молодые девчушки – одной было двенадцать, другой четырнадцать. Обе несли нагруженные корзины и возвращались домой к родным. Они двигались с такой легкостью, что мое намерение встать в упряжку укрепилось, но я все же побоялась даже просить об этом до тех пор, пока дорога вновь не стала ровной и гладкой и мы не очутились всего в какой-то полумиле от Майтяу. Мои соседки остановились передохнуть, и я обменяла бутылку с водой на полную корзину дров. Я присела на корточки, невероятно развеселив своих товарок, и попыталась закинуть на спину груз, но корзину словно привязали к пожарному шлангу. Несколько женщин помогли мне подняться на ноги, не снимая своих корзин. Я выпрямилась, пьяно шатаясь; ощущение было такое, будто мне на голову усадили циркового медведя. Груз тянул голову назад, давление сосредоточилось в одной-единственной точке посреди лба. Попытки удерживать шею неподвижно при ходьбе посылали горячие волны вниз и вверх по позвоночнику. Я чувствовала, как с каждым шагом плавятся мои позвонки. Продержавшись меньше двух сотен метров, я принялась искать местечко, чтобы присесть. Когда я рухнула на землю, мои соседки расхохотались что есть мочи. Все окружили меня, добродушно похлопывая по спине. Женщина, закинувшая на спину мою корзину, была ростом меньше пяти футов. Она подняла корзину весом в сто десять фунтов с такой легкостью, будто это был двухмесячный ребенок.

Вернувшись домой, я упала на циновку и забылась измученным сном.

Лишь через неделю я смогла сесть, не поддерживая шею одной рукой.

Дни проходили почти незаметно, складываясь в недели. Настал посевной сезон. Каждое утро огромная толпа крестьян совершала медленный исход в поля; дома пустели, и целые семьи пробирались по канавам шириною в фут к своим участкам. Я шла со всеми и часами стояла, пригнувшись к ровной влажной земле; ноги тонули в иле по самые бедра. Я разбирала пучки рисовых саженцев на стебли и втыкала каждый трехдюймовый побег в шелковистую жижу. Вокруг меня женщины работали со скоростью машин; их ловкие пальцы давно научились определять точный размер здорового стебля, а нужное место в грязи подбирать вслепую. Мои первые вымученные попытки высадить рис кривым рядком были встречены еле сдерживаемыми смешками, а когда стало выходить лучше, соседи радостно захлопали в ладоши и изумленно заверещали. Когда же высаженная рассада утонула в отпечатках моих огромных ног, они притворились, что ничего не замечают, а когда я отвернулась, выкопали саженцы и разгладили ямки в земле, потом подняли глаза и продолжили улыбаться, словно и не случилось ничего.

Солнце пропало за горными вершинами, и в это время женщины высадили последние стебельки, подперли руками бока и распрямили ноющие спины. Взвалив на спины мотыги и пустые корзины, они присоединились к огромной толпе деревенских жителей, возвращающихся домой. Задерживаясь у глубоких канав, они смывали грязь; из воды появлялись белые сморщенные икры, весь день простоявшие погруженными в ил. Их жизнь была проста и регулировалась сменой времен года и ростом столь необходимого риса. Труд был тяжелым, но неспешным, и на жизненном пути их подстерегало мало неожиданностей. Эти люди могли заглянуть в будущее, загадать любой месяц и день и точно сказать, чем будут заниматься тогда. Они знали, где родились, и знали, где умрут. Свои обязанности они выполняли вместе почти в идеальном согласии. Казалось, они создали мир, в котором каждый отдельный человек трудился ради всеобщего блага – если такое вообще возможно.

Где-то в промежутке между работой на рисовых полях и вечерними посиделками за чаем с Тау я наконец нашла тот Вьетнам, который искала. В этой маленькой деревушке, пока не тронутой влиянием современного мира, я испытала радость пребывания среди людей, среди семьи – чувство, старое как мир и свойственное нам всем. Я наконец поняла, зачем проделала такой долгий путь – потому что мне самой этого не хватало. И хотя на первый взгляд в таком месте, как Майтяу, было намного легче создать дружное общество людей, я знала, что смогу найти нечто подобное и в Америке, стоит лишь потратить немного времени.

Я привезла домой много воспоминаний – о крестьянине, терпеливо таскающем камни, чтобы построить новое кукурузное поле; о кондукторе, заключившем со мной перемирие – ведь прошлое стало для него не более чем причиной разделить хлеб; о женщинах, карабкающихся по горному склону с грузом, удерживаемым лишь их сильными спинами и невозмутимым упорством; о патриархе племени зао, который смотрел вокруг и был уверен, что под построенной им крышей будут жить его дети, и дети его детей, и еще многие потомки, после того как он сам займет свое место среди предков.

Но главным было то, что я нашла свое место. Я осознала ценность того, что оставила дома, и поняла, почему это так много для меня значит.

Пора было возвращаться назад.