Читать книгу - "Чаша страдания - Владимир Голяховский"

Но Вольфгангу было приятно, что он в постели с немкой: она все-таки многим отличалась от русских девушек. За годы жизни в России у него были две любовные связи, и каждый раз постельной близости предшествовали длинные разговоры, отказы, трагедии, упреки… А Эльза сразу сама отдалась, ничего не требуя.

Ему было ее жалко, она нравилась ему, и они стали часто встречаться. Он подкармливал ее, а она согревала его своими ласками. И еще одно привлекало его: она не принадлежала к партийным кругам, с ней он мог говорить обо всем, изливать душу. Он рассказывал, что, живя в России, долгое время был сталинистом.

— В Советской России мне сильно «промывали мозги», во мне жила наивная вера в мудрость Сталина. Наверное, это еще было помножено на мою традиционную немецкую любовь к порядку и дисциплине.

Эльза, лежа рядом, опираясь на локоть, водила пальчиком по его губам и говорила:

— Да, я хорошо знаю эту нашу черту, она часто доводит нас, немцев, даже до тупости.

Он рассмеялся:

— Ты права. Но, знаешь, насмотревшись на сталинскую модель жизни общества, я стал постепенно ко многому относиться скептически и даже критически. Я не оппозиционер, я только за самостоятельный путь моей страны к социализму и за равноправие социалистических стран. Я все еще убежден, что Советский Союз — это социалистическая страна.

Она приложила палец к его губам, показав этим, что хочет, чтобы он замолчал, и притянула его к себе…

* * *

Совершенно неожиданно в 1947 году его направили в Югославию с заданием войти в контакт с руководящими молодыми работниками. Югославия состояла из Сербии, Хорватии, Словении, Македонии, Боснии и Черногории и была создана как федеративная республика сразу после войны. Президентом был коммунист, маршал Иосип Тито. Его считали близким другом и учеником Сталина.

Вольфганга поразило, что в Югославии он не увидел никаких комитетов и бюро коммунистической партии. Ему объяснили:

— У нас этого нет. Политическая работа проводится на всех уровнях — народным фронтом. У нас нет колхозов, сельское хозяйство ведут фермеры. Наши люди могут поехать на работу за границу, если захотят. Мы вообще за личную инициативу и свободу личности. Мы строим социализм с человеческим лицом.

— И ваш президент не дает вам указаний, как организовывать работу?

— Президент предоставляет людям свободу действий. У него свои обязанности — политика и экономика.

На молодежной стройке дороги Вольфганг видел энтузиастов со всего мира, звучала английская, французская, немецкая, еврейская, арабская речь. Не было только молодежи из России. Он спросил и об этом, ему объяснили:

— Мы приглашали их, но нам ответили, что советская молодежь занята стройками в своей стране.

Это звучало странно, показывало некоторую изолированность русских.

Все в Югославии показалось Вольфгангу организованным умнее, чем у русских, и гораздо умнее, чем в восточной зоне Германии. Он думал: «Вот где делают истинную модель социализма. Интересно, как Москва им это разрешает?»

После возвращения в Германию его назначили доцентом в Высшую партийную школу имени Карла Маркса — преподавать политическую грамоту будущим партийцам, администраторам производств и научным работникам. Он с энтузиазмом делился своими впечатлениями о Югославии. Его слушали с интересом, некоторые — недоверчиво, некоторые — с подозрением.

* * *

Уже двенадцать лет Вольфганг не видел свою мать, немецкую коммунистку еврейского происхождения, арестованную в октябре 1936 года, вскоре после их эмиграции в Россию, и даже не знал, где она, жива ли. В первый и последний раз он получил от нее открытку через два года после ареста, со штампом Воркутинского исправительно-трудового лагеря. Во время очередного приступа своих «политических колик» он с горечью вспоминал годы жизни в России, боролся с этими воспоминаниями, не хотел, чтобы судьба его матери влияла на его политические убеждения, не хотел, чтобы ломалась его вера в великого Сталина и советский коммунизм, чтобы мешали его работе, разрушали его надежды. Но с одним он все-таки бороться не мог: необходимо найти мать, освободить ее, привезти сюда, в Восточную Германию. Он подавал заявления-просьбы, просил об этом президента Вильгельма Пика, и наконец, после многочисленных отказов и проволочек, в августе 1948 года его мать освободили вместе с другими немецко-еврейскими эмигрантами.

Встретившись через двенадцать лет, они не сразу узнали друг друга. Она оставила его тринадцатилетним мальчиком, а он видел ее в своих воспоминаниях молодой. Мать и сын смотрели друг на друга, и перед глазами проплывали украденные у них годы семейного счастья. Теперь это была измученная, загнанная старуха, она вздрагивала от каждого стука на лестнице и постоянно спрашивала: «Можно ли взять это?», «Что мне нужно делать?», «Разрешат ли мне это?..» Она рассказывала ему о жутких годах заключения, о судьбах миллионов зэков, об искаженном до неузнаваемости идеале коммунизма…

— Советский Союз — не социалистическая страна! — говорила она. — Какую горькую чашу страданий испили там люди!

Вольфганг признался:

— Меня растили сталинистом, и я долгое время был на их стороне. Но теперь у меня начались «политические колики» неверия и отрицания. Знаешь, мама, я хочу перебежать в Югославию, там я видел настоящий социализм с человеческим лицом.

— Я поеду за тобой! — воскликнула мать. — Скажи только — когда.

* * *

В Высшей партийной школе получили указание, исходившее прямо из Москвы: все преподаватели и слушатели должны углубленно изучать книгу «Краткий курс истории ВКП(б)». Лекция Вольфганга была назначена на утро, все собрались с немецкой точностью и ждали его в аудитории. Но его все не было…

В то утро он тайком перебирался через границу в Чехословакию, чтобы потом оттуда перебраться в Югославию. Ему помогали верные люди. Мать он возьмет к себе, когда сможет обосноваться там.

Так закончилась эпопея промывания мозгов немецкому еврею Вольфгангу Леонгарду.