Читать книгу - "Революция - Дженнифер Доннелли"

Я подскакиваю, хватаю рюкзак и гитару. В меня тут же врезается какая-то девчонка, и я чуть не падаю. Нужно убираться, но я не понимаю, куда бежать.

— Виржиль! — кричу я.

— Анди! Ты где?

— Я здесь! Здесь!

Но я не вижу его. У меня снова кружится голова, на этот раз сильно, до тошноты — кажется, меня вот-вот вырвет. Голос полицейского орет в мегафон:

— Всем оставаться на местах, сохраняйте спокойствие!

Гот хватает меня за руку.

— Оставь его! — кричит ему кто-то.

— Ни в коем случае, это один из нас, — отвечает он и оборачивается ко мне. — Идемте! Скорее, нас не должны здесь видеть!

Он тащит меня в какой-то туннель. Но мне нужно найти Виржиля. Я вырываюсь и зову:

— Виржиль, ты где?

Кругом темно. Единственные источники света — фонари полицейских. Они расплываются в моих глазах, а в ушах теперь пульсирует какой-то гул. Я вспоминаю про свой фонарик, нахожу его в рюкзаке и включаю. Луч падает на копа, который тут же направляется в мою сторону.

Я совершенно не хочу звонить отцу из полицейского участка, особенно в таком состоянии, так что я пускаюсь наутек. Фонарик высвечивает вход в туннель. Меня мутит, ноги заплетаются, каждый шаг стоит мне невероятных усилий. Туннель раздваивается. Я сворачиваю влево. За мной раздаются голоса полицейских. Еще раз влево. Я бегу спотыкаясь, чуть не падая. Через несколько секунд впереди мерцает тусклый свет и маячит белое пятно. Чья-то рубашка? Очень надеюсь, что это готы, от которых я отстала.

Я кричу и бегу к ним, но тут же спотыкаюсь и растягиваюсь на земле. По щеке течет что-то теплое. Голова кружится так, будто я уже отдаю концы. Зажмурившись, я жду, чтобы головокружение прекратилось. Перевожу дух и открываю глаза.

Никогда в жизни я не видела такого беспроглядного мрака и не слышала такой оглушительной тишины.

Еще секунду я гадаю: сплю я, потеряла сознание или уже умерла? Однако в любом из этих вариантов у меня бы не раскалывалась голова. Значит, жива. Но нахожусь где-то в недрах земли под Парижем, в окружении нескольких миллионов мертвецов, — и безнадежно заблудилась.

Я встаю на четвереньки и пытаюсь нашарить на земле фонарик, но под пальцами только грязь и кости. Когда я наконец его нахожу, чуть не плачу от радости. Он выключился, но я встряхиваю его, и он загорается вновь. Я поднимаю гитару и отправляюсь искать готов: без них мне отсюда не выбраться. Надеюсь, что туннель впереди больше не будет раздваиваться и я не заблужусь окончательно. Через несколько минут я различаю силуэты далеко впереди. Они движутся очень медленно;

— Эй! — кричу я. — Подождите!

Они останавливаются.

Теперь понятно, почему они ползли как мухи. У них нет фонарей, одна только свечка на четверых.

— Хорош дурачиться. — Я вручаю свой фонарик красавцу-готу. — На, выведи нас отсюда.

Но он стоит на месте и удивленно вертит фонарик в руке, как ребенок игрушку. Светит в потолок и на все стены по очереди, затем направляет луч себе в лицо. Кто-то из его друзей с интересом отбирает фонарик, трясет, случайно выключает и просит меня включить его снова.

Все ясно: они обдолбались. Я застряла в катакомбах среди скелетов и торчков. Вот повезло. Включив фонарик, я снова протягиваю его первому готу. С той стороны, откуда мы шли, раздаются голоса, и мы двигаемся дальше, на этот раз гораздо быстрее. Спустя несколько минут туннель сужается. Под ногами хлюпает холодная черная жижа, затем уклон меняется, и мы поднимаемся вверх. Здесь сухо, зато вонь стоит такая, что никакими словами не передать. Хоть трогай ее руками. Я роняю гитару и рюкзак, наклоняюсь, и меня выворачивает наизнанку — с такой силой, что я даже не чувствую стыда. Когда тошнить больше нечем, я выпрямляюсь, отплевываюсь и пытаюсь продышаться. У меня такое чувство, что в горло налили кислоты. Из глаз текут слезы. Я оборачиваюсь. Готы стоят себе и недоуменно смотрят на меня. Им нормально!

— Прикалываетесь? — кашляю я. — Вы что, не чувствуете вони?

— Чувствуем, — отвечает один из них.

— Что это?

— Трупный смрад, разумеется. Мы же в катакомбах.

— Да, но… — И тут я теряю дар речи.

Потому что в свете фонаря я вдруг вижу трупы. Горы трупов. Некоторые съежились, некоторые раздулись. Большинство в одежде. И все обезглавлены.

— Нет. Нет, нет, нет! Не может быть. Свежие трупы?! — Я не верю своим глазам. — Останкам же должно быть за двести лет. На экскурсии ничего не говорили про новые захоронения. Тут что-то не так! Давайте куда-то звонить… В полицию, спасателям, телевизионщикам!..

Но чертовы готы переглядываются так, будто я сумасшедшая. Будто сумасшедшая — я!

Мои нервы не выдерживают, и я начинаю кричать. Красавец-гот подходит ко мне и говорит:

— Успокойтесь, прошу вас. Нас ищут, вы привлечете их внимание. Отчего вы так взволнованы? Как будто вам впервой видеть трупы!

Он достает из-за пазухи небольшой мешочек и протягивает мне.

— Вот, приложите к носу.

Я прижимаю мешочек к лицу, как противогаз. Он пахнет корицей и апельсинами, мне становится немного легче. Мы идем дальше. Я упираюсь взглядом в спины моих спутников и больше не смотрю по сторонам.

Французы, конечно, любят все вонючее. Сыр, трюфели. Наполеон в одном письме просил свою Жозефину не мыться до его возвращения, чтобы он через несколько дней мог насладиться ее запахом. Я читала про эти фишечки, я в курсе. Но трупы — это перебор. Мне кажется, я сама помру, если сейчас же не выберусь из этого подземелья, — а готы ведут себя так, будто ничего особенного не происходит. Я начинаю напевать себе под нос — «рамонзов». Потому что вот именно сейчас я бы очень, очень хотела забыться наркозом.

Мы наконец движемся наверх. Под ногами уже не каменный пол, а винтовая железная лестница. За ржавой дверью, вроде той, через которую я вошла в подземелье, — узкий коридор, а в конце его еще одна дверца, маленькая и деревянная. Красавец-гот ее открывает, и мы попадаем в настоящий склеп — пыльный, заплесневелый. К счастью, захороненные здесь трупы замурованы в стены. Другой гот, которого, кажется, зовут Анри, толкает очередную дверь, и мы оказываемся в просторной темной церкви. Он выводит нас наружу, на мощенную булыжником улицу.

— Я бы не прочь перекусить, — говорит красавец.

А вот я, боюсь, никогда в жизни не смогу больше есть.

— Отдайте фонарик, — прошу я. Мне не терпится поскорее убраться отсюда, позвонить в полицию и сообщить, что я наткнулась на залежи гниющих трупов.

Гот протягивает мне фонарик, направив луч в мое лицо, и замечает:

— У вас кровь. — Он касается моего лба, и его пальцы окрашиваются красным.

— Меня угораздило грохнуться в туннеле.

Пока я ищу в рюкзаке салфетки, он поворачивается к Анри и приглашает его, как он говорит, «вместе отужинать».