Читать книгу - "Обнаженная натура - Владислав Артемов"

Ударили в дверь вежливо, но твердо.

Родионов пошел открывать.

На пороге стоял Кузьма Захарьевич в полном спортивном снаряжении с секундомером в руках. Родионов все понял, подчеркнуто равнодушно зевнул и сделал вид, что отходит. Однако, отступив на один шаг, он кинулся к двери и попытался быстренько ее захлопнуть, но полковник крепко уперся в нее кедом. После нескольких мгновений сосредоточенной молчаливой борьбы Пашка сдался.

— Может, не стоит форсировать, Кузьма Захарьевич? Может, завтра все-таки?.. Да и погода…

— Жду на крыльце через две минуты, — строго приказал полковник и добавил помягче: — Погода благоприятствует.

— Ладно, — вяло согласился Пашка и стал облачаться.

Они побежали в парк.

В прошлый раз, когда полковнику удалось заманить его на безлюдные дорожки парка, где они, резко меняя направления и маршруты, целый час плутали меж деревьев, Пашку особенно раздражала бесцельность их совместного бега. Теперь же ему было абсолютно все равно, куда бежать, и думал он совсем не об этом. Душу тяготил предстоящий поход к давнему другу в роли бедного просителя.

— Раз, раз, раз-два-три-и… — время от времени задыхающимся голосом командовал полковник, забегая сбоку и подстраивая ногу.

Потом в течении получаса на тренажерах, сваренных из водопроводных труб и установленных на полянке, они отработали систему упражнений, придуманную полковником.

Кузьма Захарьевич был строг и сосредоточен.

— Запомните, Павел, на всю жизнь, — в коротких перерывах учил он, — физкультура и спорт — вот два основных кита… Два, так сказать, крыла человека мыслящего…

— Жаль, козла нет, — сорвавшись с брусьев и шмякнувшись об землю, поддержал спортивную тему Павел. — Я в школе любил через козла кувыркаться… Однажды чуть шею не свернул.

— Теперь сто отжимов на кулаках, — приказал полковник.

— И все-таки, Кузьма Захарьевич, мне кажется, что излишнее физическое развитие ущемляет мысль… — проворчал Пашка, нехотя опускаясь на землю.

— Мысль вторична, Павел, — твердо сказал полковник. — Запомните это на всю жизнь… Раз — два — три-и…

Отжались пятьдесят раз и полковник объявил краткую передышку. Легли грудью в траву и, чуть отдышавшись, Кузьма Захарьевич вдруг сказал:

— Литературные занятия, Павел… Ну-ну… Я, честно говоря, сперва относился к этим вашим занятиям с уважением, но теперь по здравому рассуждению, отношусь к ним с подозрением…

— Но ведь, Кузьма Захарьевич, возьмите Пушкина, Толстого…

— Я и к ним, Павел, после всей этой свободы слова и телевидения, отношусь с подозрением. С большим подозрением, Павел, — добавил Кузьма Захарьевич веско и значительно. — Я вообще с некоторых пор отношусь к перу с подозрением, если не сказать резче из уважения к вам…

— Но ведь тут надо отделить зерна от плевел, — возразил Родионов.

— Нет, Павел, в этой вашей литературе нельзя никак отделить зерна от плевел. Смута и вред, вот что получается…

— Вы, Кузьма Захарьевич, говорите слишком ортодоксально. Так может говорить святой человек. Конечно, литература и вообще искусство, это прежде всего страсть, то есть плевелы. Но ведь и зерна есть…

— Я так думаю, Павел, что вреда все-таки гораздо больше в книгах, нежели пользы. Не перекрывает польза вреда, вот что главное…

— Тогда вам самое время Евангелие читать, Кузьма Захарьевич…

— Я и не читая знаю, что это миф.

— Отчего же миф? Вы почитайте сперва…

— Я и не читая убежден! — возразил полковник. — Вперед! Пятьдесят один, пятьдесят два…

Когда выбегали трусцой из парка какой-то агрессивный старик попытался натравить на них собаку, но та не шевельнулась и они благополучно миновали ворота. Выскочив на дорогу, Павел едва не угодил под стремительную ярко-красную машину, молнией чиркнувшую мимо. Кузьма Захарьевич запоздало придержал его за футболку.

— Корвет! — определил Павел, задумчиво глядя вслед удаляющейся машине. — Дорогой автомобиль, Кузьма Захарьевич. Американская мечта…

— Вот бы с кем сразиться! — мечтательно произнес полковник, тоже провожая взглядом машину. — Каков он, американец-то, в честном бою? Вот что любопытно… Мы, русские, нация военная, Павел. Без войны, брат, как бы это ни кощунственно звучало, мы пропадаем, вырождаемся, спиваемся. Я даже выскажу такую страшную мысль — только война может нас спасти. Мы не любим мелких дел, жаль на них тратить жизнь… Вперед, Павел! Раз-раз-раз-два-три-и…

Бежали грудь в грудь, словно соревнуясь в выносливости, а когда подбежали к крыльцу и остановились, чтобы отпыхаться перед тем как войти, Кузьма Захарьевич, отведя глаза, попросил:

— Там, Павел… У-ух… Буфет. Надо бы… У-уф… Помочь.

— Не стоит, Кузьма… Эх, Захарьевич. Склока будет. Я вам. Свою долю, фу-у… Уступаю. Плата за тренерский. Ох-х труд.

Дома полковник отправился в свою комнату «добирать гантелями», а Родионов закончил спортивное утро пляскою под холодным душем.

Растираясь полотенцем, он думал о предстоящем деле. Опуская мысленно все возможные щекотливости и неловкости, Родионов выстраивал приемлемую схему своего визита.