Читать книгу - "Женщина в зеркале - Эрик-Эмманюэль Шмитт"

За три дня ее одолели паразиты, однако, почесавшись, она подумала о коровах, страдавших от мух, или о диких животных, одолеваемых клещами, и решила не обращать на них внимания. Среди бури, опустошившей ее жизнь, в этой клоаке, именуемой тюрьмой, она старалась сохранять спокойствие. Если она расслабится, то будет похожа на виновную. Суд над ней должен был начаться сегодня. Расследование было проведено быстро, что наводило ее сторонников — Брендора, тетушку Годельеву, простых людей — на невеселые мысли.

Доказательства были против Анны. Из-за явных симптомов отравления — судороги, спазмы, асфиксия — смерть Великой Мадемуазель сочли насильственной, а во время заутрени, когда стало известно, что при подобных же обстоятельствах скончался врач больницы монастыря кордельеров, между обоими событиями была установлена связь. Все свидетельствовало о вине Анны: среди ее письменных принадлежностей был найден зеленый пузырек с ядом, бегинки видели, как она потчевала этим зельем настоятельницу, люди из приюта Святого Космы сообщили, что Анна неоднократно беседовала с врачом и уносила с собой какие-то пузырьки, а поскольку в тот день она заходила в больницу за четверть часа до того, как у Себастьяна Меуса началась агония, было выдвинуто предположение, что она устранила лекаря, боясь, что тот донесет на нее.

И эти убийства были не единственным ее преступлением: Ида свидетельствовала, что ее кузина проводила в полнолуние сатанинские ритуалы в окружении диких зверей. Повествуя о ее странном бегстве, разукрасив массой подробностей ночное купание в реке, она выдвинула предположение, что Анна поклонялась серому светилу, возносила к звездам таинственные заклинания и в конце концов отдалась волку. Их дикие объятия были Иде отвратительны, стоны наслаждения, издаваемые ее кузиной, звучали громче рычания хищника. Это обвинение быстро облетело город: оно настолько возбудило умы, что из невероятного предположения быстро стало всем известной истиной; мужчины и женщины, отдавая предпочтение низменным, а не возвышенным аргументам, находили совершенно естественным, что ведьма совокупляется со зверем; это казалось им более правдоподобным, чем то, что дева может повелевать опасным хищником.

После этого Иде уже не составило никакого труда описать медитации Анны как транс, во время которого она открывала дьяволу врата своего тела. Кроме того, она уверяла, что кузина навела на нее порчу, — как иначе объяснить ее фантастическое уродство? Демонстрируя свое обезображенное лицо, шрамы, ожоги, она обвиняла в этом Анну.

Воображение калеки разгулялось: каждый день она добавляла все новые позорные и гнусные подробности. К счастью, капитан быстро закончил дознание, иначе она обвинила бы Анну в пожаре, виновницей которого была сама.

Поскольку Ида ничего не могла понять в Анниных стихах — в «претенциозном вздоре», воспользоваться ими она не смогла. Зато архидиакон, в тот же день узнав об аресте провидицы и смерти ее покровительницы, незамедлительно отправил имевшиеся у него копии стихов в канцелярию суда, приложив к ним свой комментарий, в котором заявлял, что усмотрел в этих произведениях признаки атеизма и веры, входившей в противоречие с догматами Церкви. Нечестивость вместе с подозрениями в ереси усугубляли положение Анны, поскольку процесс выходил за рамки гражданского права. Чтобы успокоить председателя суда, опасавшегося, что слушания могут затянуться, архидиакон сам посетил его, объяснив, что, если он будет выступать в качестве консультанта по теологическим вопросам, нет смысла призывать представителя инквизиции.

Брендор, узнав об этом, попытался прибегнуть к своим связям, но в ответ получал лишь невнятные возмущенные возгласы. Его внимательно выслушивали и обещали что-то неопределенное: все боялись, поскольку из-за анабаптистов, сторонников Мюнцера, множества отступников от римско-католической веры, Фландрию и Германию охватила смута. Ни один религиозный деятель, ни один ученый не придет оспаривать злобные инсинуации архидиакона, приглашенного выступать в суде.

Щелкнул замок. Застонали ржавые петли.

Стражник распахнул дверь камеры, потребовав, чтобы Анна следовала за ним. Он открыл огромными ключами многочисленные решетки, затем закрыл их за ней и повел ее в канцелярию. Оттуда Анна проследовала в зал суда.

При ее появлении вздох изумления вырвался из груди присутствовавших. Красивая, удивительно светлая, эта девушка со спокойным лицом совсем не была похожа на ведьму, о которой только и было разговоров последние три дня.

Брендор, укрывшийся за колонной, улыбнулся. Не станет ли сама Анна, благодаря своей грации, исходящему от нее свету, нежной мудрости, лучшим своим защитником? Он с удивлением понял, что в нем воскресает надежда.

Что же до Анны, то еще во время предыдущих допросов она поняла, откуда дует ветер: это дело рук архидиакона и ее кузины. Значит, перед ней два пути: согласиться с этими обвинениями или отвергнуть их.

Но как она могла обвинить Иду? Анна не знала, что кузина сумела хладнокровно убить двоих, а потом обвинить в этом свою исцелительницу. Ведь приписываешь другим лишь те поступки, на которые способен сам. Когда речь идет о выяснении мотивов, воображению не хватает размаха: оно оказывается на незнакомой территории и проходит по ней, ничего не затронув. Поскольку Анна не могла поверить в порочность Иды, она решила, что следует поправить лишь рассказ о волке. Что же до архидиакона, то она, очевидно, сумеет доказать его ошибку, уповая на разум судей.

Она не могла объяснить лишь одно: как яд попал во флакончик… Однако надеялась, что после трехдневного расследования капитан-дознаватель сможет указать на след или предложить какие-нибудь варианты.

Ей зачитали основные обвинения.

По мере того как живописали ведьмовство Анны, превращали ее в сумасшедшую, убийцу, сознание уносило девушку за пределы зала суда, она думала о лебедях, плавающих в каналах, о цветах за домом, о величественной плакучей иве, которая справляла свой тихий траур на речном берегу. В общем, она перестала слушать, потому что ей казалось, что рассказывают о ком-то другом.

Прокурору пришлось несколько раз повторить свой первый вопрос:

— Признаете ли вы обоснованность выдвигаемых обвинений?

— Каждое обвинение обоснованно, но все они несправедливы.

— Объясните.

— Я отправилась к реке, чтобы выкупаться вместе с рыбами и лягушками, но никакого сатанинского ритуала не совершала. Я писала стихи, но славят они Бога и Его одиночество. Я действительно накапала жидкость из зеленого флакончика в стакан, но в нем было лекарство, которым Великая Мадемуазель лечилась уже вторую неделю, кто угодно может это подтвердить. Что же до Себастьяна Меуса, то он сам составил это лекарство и дал его мне. Я восхищалась им, он дважды спас мою кузину Иду. И я уважала Великую Мадемуазель. То, что здесь говорят, лишь злые выдумки.

— Вы отрицаете их?

— Точно так же, как и действия, и намерения. В душе я никогда не желала другим зла.

— Только ведьмы говорят с животными.

— Нет, все те, кто часто видит животных, понимают их язык и могут с ними разговаривать.