Читать книгу - "Принц Модильяни - Анджело Лонгони"

Я и не представлял, что мне вот так сразу повезет. Оставив Макса на своей кровати, я пошел в «Ротонду» – и нашел там всю нашу компанию.

Первый, кого я вижу, – мой покровитель, мой ангел-спаситель, Поль Александр; он вместе с братом. Как только мы замечаем друг друга, он мне широко улыбается и знаком подзывает к себе. Я обнимаю его и Жана, они наливают мне бокал вина. На столе стоит жареная картошка и оставшаяся пара колбасок.

– Ты голоден?

– Очень.

Поль знаком мне показывает, чтобы я угощался, и я не заставляю его повторять приглашение.

– У тебя здоровый вид.

– Да, я хорошо себя чувствую.

– Не думал, что ты так быстро вернешься.

– Мне не хватало братьев Александр. Мне не хватало Парижа.

Поль улыбается.

– Амедео, ты помнишь, что я врач? – говорит он, пользуясь тем, что Жан отошел поприветствовать своих друзей.

– Я правда хорошо себя чувствую.

– Никто не знает о твоей болезни.

– Даже твой брат?

– Даже он.

– Спасибо…

– Не благодари меня. Мне это предписывает моя профессия. У тебя был кашель?

– Немного, поначалу; потом все реже.

– Я вижу, что у тебя хороший аппетит.

Я улыбаюсь, откусывая колбаску.

– И вижу, что твой вес пришел в норму.

– Поль, будь спокоен: у меня все в порядке. Лучше расскажи, как тут у вас дела? Что происходит?

– У меня для тебя неприятная новость.

– Боже мой, что случилось?

– «Дельта». Муниципалитет не продлил мне договор об эксплуатации здания.

– И что теперь будет?

– Думаю, что нам придется оставить особняк. Спешки нет, но я тебе советую присмотреть жилье. Я думаю, что особняк, к сожалению, снесут.

– Но это ужасно! Значит, больше никаких вечеринок, костров, представлений, дискуссий, музыки, танцев…

– Зато ты будешь меньше отвлекаться. Ты что-то привез из Италии?

– Одну картину.

– Всего одну? Ты мало работал.

– Я занимался скульптурой.

Поль молчит, у него недовольный вид.

– Я знаю, что ты хочешь мне сказать; не говори ничего. Я должен был ваять.

– Почему?

– Потому что… это сильнее меня.

– Что?

– Тяга к скульптуре. Никто не хочет, чтобы я этим занимался. Ни врачи, ни родственники, ни друзья, ни женщины.

– Тогда успокойся и занимайся живописью.

– А я не могу заниматься и тем и другим? И живописью, и скульптурой? Посмотри на Пикассо.

– У Пикассо нет туберкулеза.

– Поль, я действительно должен отказаться от всего того, что хочу, в моем возрасте? Я слишком молод, чтобы откладывать свои мечты. Ты хочешь, чтобы я тоже стал кубистом?

Поль смеется.

– Твои дела шли бы неплохо. Кроме Пикассо, хорошо продаются работы Брака, Дерена, Ван Донгена…

– Нет, я не стану писать в стиле кубизма! Они ищут только средства выражения формы, их не занимает сама жизнь.

Поль невозмутимо и любезно улыбается.

– Не горячись. Мне не нужны от тебя картины в стиле кубизма. Но и скульптуры – тоже не нужны.

Я с яростью откусываю колбаску, Поль, заметив это, добродушно смеется.

– Амедео, я не хочу с тобой ссориться, ты только что приехал.

В этот момент я вижу, что Пикассо поднялся из-за стола, – и знаком подзываю его к нам. Он подходит, пожимает руку Полю.

– Амедео, ты поправился!

– Пабло, знаешь, в Италии хорошо кормят.

– Не так хорошо, как в Испании.

– Когда испанские блюда хотя бы наполовину приблизятся к итальянским, сообщи мне.

Он с улыбкой признаёт превосходство итальянской кухни. Я сразу перехожу к делу:

– Знаешь, у меня тут небольшая проблема…

– Если тебе нужны деньги, это неподходящий момент.

– Нет, мне не нужны деньги. Так значит, это правда, что о тебе говорят?

– Что говорят?

– Что ты жмот.

Я смеюсь – у него же, напротив, очень серьезный вид.

– Да пошел ты!

– Еще говорят, что ты обидчивый.

– Qué te hace pensar eso, hijo de puta?^[35]

– Видишь? Значит, это правда.

Мы с Полем смеемся, я делаю глоток вина.

– Пабло, не переживай: не надо мне денег. Но я оставил на своей кровати твоего друга Макса Жакоба.

– Макс Жакоб в твоей кровати? Я думал, у тебя вкус получше.

– Знаешь, Макс отчаянно тебя искал. Он был под кокаином и, возможно, еще и пил. Во всяком случае, он увидел Иисуса в моей комнате, лежащим на моей кровати, и принялся молиться вместе с ним.

Поль хохочет, Пикассо же ошеломлен.

– Макс и Иисус Христос?..

– Дело в том, что мне теперь негде спать.

– Почему?

– Потому что они вдвоем на моей кровати.

Поль уже сгибается пополам от смеха, но Пабло все еще ничего не понял.

– Ты меня дурачишь?

– Нет, Макс правда хочет видеть тебя. Он говорит, что ты такой же, как он.

– Я – как он? Я совершенно так не думаю.

– Он рассказал мне про «Авиньонских девиц».

– О нет… Он и тебе говорил, что это проститутки с сифилисом?

– Да.

– Я ему всего лишь сказал, что это сцена из борделя и что Авиньон – это на самом деле улица Авиньон^[36]. Макс сходит с ума.

– Поскольку он мне признался, что влюблен в тебя, поскольку вы с ним делили жилье и поскольку он не уйдет с моей кровати, пока не придешь ты, – скажи, как мне выйти из этой ситуации без твоей помощи?

Я шучу, но Пабло остается серьезным.

– Амедео, друг мой, Макс Жакоб под действием наркотиков, которые он часто употребляет, переживает мистический период, невроз, сопровождаемый желанием принять христианство.

– Я знаю.

– Я очень устал – и по этой причине сейчас пойду спать в свою кровать, и тебе советую сделать то же самое.