Читать книгу - "Большая охота на акул - Хантер С. Томпсон"

Не спрашивай, по ком звонит колокол…

В связи с обстоятельствами, мне не подвластными, в настоящий момент я предпочел бы ничего не писать о президентской кампании 1972 года. Во вторник 7 ноября я подниму себя с кровати, чтобы пойти и проголосовать за Джорджа Макговерна. После поеду домой, запру входную дверь, лягу и, сколько потребуется, буду смотреть телевизор. Пройдет, очевидно, какое-то время, прежде чем Великий Страх уляжется, но как бы ни обернулось, я снова встану и начну писать злобную, хладнокровную дребедень, к чему я сегодня не готов.

А пока плакат Тома Бентона «Перевыберите президента» говорит все, что нужно сказать о нынешних пагубных выборах. В другой год я испытал бы искушение украсить Череп несколькими собственными гневными мазками. Но не в 1972-м. Во всяком случае, не в угрюмом отупении последних часов перед оглашением результатов, так как на данной стадии кампании слова уже не важны. Лучшие слова были сказаны давным-давно, лучшие идеи ходили в обществе задолго до Дня труда.

Один мрачный факт этих выборов, скорее всего, вернется нас преследовать: позиции были четко обрисованы, и все серьезные кандидаты, за вычетом Никсона, допрошены с пристрастием экспертами по всем вопросам – от контроля за продажей оружия и абортов до пошлин «ад вал орем». К середине сентября оба кандидата обозначили каждый свою территорию, и, если не все избиратели могли с точностью сказать, какие идеи он воплощает, почти все, кто, вероятно, пришел бы на выборы в ноябре, понимали, что Ричард Никсон и Джордж Макговерн два очень разных человека: не только в контексте политики, но и в личном плане, по темпераменту, жизненным принципам и даже образу жизни.

Полярность их так ясна, контраст настолько резок, что на сегодняшней политической арене трудно было бы отыскать два лучших образчика легендарной двойственности Инь и Янь – благодушного раздвоения личности и противоречивых инстинктов, которых все, за исключением самих американцев, давно уже считают ключом к нашему национальному характеру. Ричард Никсон не совсем это имел в виду, сказав в августе, что президентские выборы 1972-го предоставят избирателям «самый ясный выбор нашего века», но отчасти, сам того не сознавая, он, вероятно, был прав. А ведь это Никсон воплощает темную, своекорыстную, неизлечимую сторону американского характера, которую остальные страны мира научились бояться и презирать. Наш Барби-президент с его Барби-женой и коробкой Барби-детишек – заодно и ответ Америки чудовищному мистеру Хайду. Он апеллирует к волку-оборотню в нас: к громиле, к хищному махинатору, который в ночь перед полнолунием превращается в нечто неописуемое, с когтями и кровоточащими бородавками…

Когда часы в Вашингтоне бьют полночь, из окна спальни в южном крыле Белого дома выползает красноглазая тварь с ногами человека и головой гиены и спрыгивает с высоты пятидесяти футов на газон. Задержавшись там, лишь чтобы задушить сторожевого пса, она уносится в темноту… к Уотергейту. Рявкая от похоти, она рыщет по закоулкам за Пенсильвания^авеню и отчаянно старается вспомнить, в котором доме с четырьмя сотнями одинаковых балконов живет Марта Митчелл…

Ох, кошмары, кошмары. Но я шучу. Президент Соединенных Штатов никогда не повел бы себя так странно. Во всяком случае, во время футбольного сезона. Но как отреагировали бы избиратели, узнав, что президент Соединенных Штатов возглавляет «сложную и злокозненную организацию, занимающуюся саботажем, подделкой документов или их кражей, надзором за кандидатами от демократической партии и их семьями и неустанно трудится, собирая информацию для запугивания и шантажа»?

Такое определение приближенных Никсона можно найти в редакторской колонке New York Times за 12 октября. Но ни Никсон, ни кто-либо другой не счел, что это хотя бы как-то скажется на его уверенном, два к одному, лидировании во всех опросах на избирательных участках по стране. Четыре дня спустя опрос Times-Яленковича показал, что Никсон с невероятным отрывом в двадцать пунктов (57% к 37, а 16% колеблются) опережает человека, которого Бобби Кеннеди назвал «самым порядочным человеком в сенате».