Читать книгу - "Мистер Пропер, веселей! - Василий Богданов"

Их дружба, как комета Галлея, проявляла себя в очень редкие моменты, например, когда Винниченко звонил в три часа ночи Гаврилову и говорил:

– Коля, ты спишь?

– Сплю, – отвечал Н. И. – Что случилось?

Винниченко минуту сопел в трубку, а потом произносил:

– Душа болит.

Гаврилов, отлипая от тёплого бока жены, выбирался из постели, одевался и ехал лечить больную душу Винниченко. Тот каялся, жалел свою первую жену, потом вторую, затем жалел своих детей от первого брака, а после и от второго, сетовал, что никак не может разобраться с этими «бабами», обещал, что обязательно поступит в итоге правильно и справедливо по отношению к тем, кто находился от него в материальной и духовной зависимости, но слова его всегда расходились с делом. Н. И. не стыдил и не укорял друга, не навязывал полезных советов, а только внимательно слушал и в конце говорил: «Старик, это твоя жизнь, и ты обязательно в ней разберёшься».

Анна Геннадьевна на дух не выносила Винниченко. В особенности же её неприязнь возросла после того, как Н. И. привёл друга в «Каменный сад».

– С этим человеком мы пуд соли сожрали, – сказал Гаврилов жене, имея в виду их совместные с Винниченко попытки организовать бизнес ещё в студенчестве. – Я не могу его бросить в сложной жизненной ситуации.

«Сложность жизненной ситуации» состояла в том, что, после того как Н. И. женился на Анне Геннадьевне и устроился в «Каменный сад», Винниченко вступил в спонтанный брак с однокурсницей, затем развёлся, оставив её с двумя детьми, был принуждён платить алименты, искал себя на поприще индивидуального предпринимательства, неоднократно прогорал и в итоге оказался практически без средств к существованию.

Анна Геннадьевна менее всего хотела стать причиной разрушения мужской дружбы, тем более что, как она видела, других товарищей у Н. И. не было. Поэтому, скрепя сердце, ей пришлось принять Винниченко в «Каменный сад». Сначала она старалась демонстрировать определённое дружелюбие по отношению к новому сотруднику, но в дальнейшем едва могла скрывать раздражение.

Более всего на свете Анна Геннадьевна ценила трудолюбие, дисциплинированность и ответственность – качества, которыми Н. И. обладал в избытке, но которые совершенно отсутствовали у его товарища.

Винниченко просыпался поздно, не ранее одиннадцати часов утра, потом принимал ванну с персиковой пеной, не спеша завтракал, затем ещё час слонялся по квартире в мягком халате и тапках, вполглаза смотрел шоу для домохозяек, поливал цветы, кормил рыбок и только после этого отправлялся на работу, куда прибывал часам к двум дня. В офисе он первым делом усаживался в мягкое кресло, доставал из ящика стола свою любимую трубку и принимался тщательно чистить её специальным ёршиком. Прочистив и продув её как следует, Винниченко вынимал из того же ящика табак и переходил к процедуре набивания, подолгу уминая листья подушечкой большого пальца. Наконец, потратив сорок минут рабочего времени, он подносил к трубке зажжённую спичку, надувал щёки и закуривал, с удовольствием оглядывая доставшиеся ему владения.

Гаврилов согласился уступить другу половину своего кабинета, которую тот постепенно заполнил абсолютно ненужными с точки зрения прагматика вещами. Он приобрёл удобное кожаное кресло руководителя, Дивиди-проигрыватель, телевизор, огромный монитор для компьютера, чтобы удобнее было играть в Fallout, дорогую кофе-машину, которая варила несколько десятков разновидностей кофе, маленькое баскетбольное кольцо на стену и прилагавшийся к нему мяч, боксёрскую грушу на присоске, крепившуюся на стол, хьюмидор для хранения сигар, бар и несколько сортов виски и коньяков. Кроме того, Винниченко заказал себе дорогие визитные карточки, на которых лаконично охарактеризовал свою должность как «директор», посчитав ненужным добавлять слова «по развитию». От подчинённых он с первого же дня потребовал называть себя не иначе как просто хозяин, а друзьям и знакомым дал понять, что ему нравится, когда к нему обращаются не по имени отчеству, а по занимаемой должности – Директор.

Анна Геннадьевна была в шоке, когда вошла к друзьям в кабинет и увидела холодный офисный аскетизм на половине Н. И. и пышное великолепие барокко на половине Винниченко. Последний сидел в новом кресле, с удовольствием курил трубку, пил кофе и почёсывал живот, обтянутый подростковой майкой со смайликом. На столе сверкала внушительная табличка с гравировкой: «Тарас Григорьевич Винниченко. Директор».

– Он никогда не повзрослеет! – сказала вечером Анна Геннадьевна мужу. – Он одевается как подросток, говорит, говорит как подросток и ведёт себя как подросток. Да.

– Со временем всё изменится, – убеждал её Н. И. и сам слабо верил в то, что говорил.

– Его надо уволить, – покачала головой Анна Геннадьевна.

Гаврилов не мог этого допустить и предложил:

– Знаешь, для того чтобы понять, на что человек способен, надо его отпустить.

– Как отпустить?

– Дать возможность действовать самостоятельно.

– Я не могу… не могу рисковать бизнесом, – заявила Анна Геннадьевна.

– Аня, – Н. И. обнял её за плечи, – давай один единственный раз доверим ему какой-нибудь небольшой самостоятельный проект.

– Хорошо-хорошо. Я согласна, но… но только если он всё испортит, я его уволю.

– Договорились.

Н. И. очень хотел, чтобы у друга всё получилось, и был ошеломлён, когда Винниченко блестяще справился с заданием. Гаврилов вместе с Анной Геннадьевной пришли к выводу, что Тарас Григорьевич обладает ценнейшим для бизнесмена талантом легко сходиться с людьми.

Анну Геннадьевну окружающие побаивались из-за жёсткости её характера, к Гаврилову относились настороженно, слишком уж он был правильный, а Винниченко принимали с распростёртыми объятиями, до того жизнерадостно он грешил, предаваясь чревоугодию и распутству. И там, где ни Анна Геннадьевна, ни её супруг не могли добиться заключения контракта, Винниченко легко получал нужные подписи, выпивая с людьми в банях, резвясь с путанами, гоняя на снегоходах, оставляя сотни тысяч рублей в кабаках по всей России.

Очень скоро Анна Геннадьевна поняла, каким незаменимым человеком для «Каменного сада» является Тарас Григорьевич Винниченко. И хоть симпатии к нему у неё не прибавилось, всё же она вынуждена была признать справедливость доводов Н. И. о том, что каждому человеку можно найти достойное применение.

* * *

Ближе к вечеру Винниченко позвонил Н. И. и сказал:

– Привет. Я освободился.

– Отлично, – ответил Н. И., – приезжай в офис, Директор.

– Нет, – в голосе Винниченко слышалась озабоченность, – мне надо в церковь.

– Зачем тебе в церковь? Что случилось?

– Приезжай к Спасу-на-Крови. Я всё тебе расскажу.

Н. И. был атеистом и не любил православных церквей; его угнетала их византийская тяжесть. Он стоял у входа, будто бы опасаясь шагнуть к алтарю, и наблюдал за тем, как его друг, заспанный, небритый, со всклокоченными волосами, суетливо бегает от иконы к иконе, кладёт кресты и ставит самые толстые свечи, которые только удалось приобрести в церковной лавке. «Это не вера, а глупое суеверие», – подумал Гаврилов, уже начиная скучать, а потом вдруг улыбнулся, решив, что растрёпанный Винниченко с его объёмистым животом отлично подходит на роль грешника, которого внезапный порыв раскаяния вырвал из эпицентра античной оргии.