Читать книгу - "Обитель милосердия (сборник) - Семён Данилюк"

— Я тебя уж два раза к телефону звала! — донесся из коридора обиженный ее голос. — Дружки названивают.

Игорь Владимирович хотел убрать тетрадь, но вспомнил, что так и не достал ее. Приятели приглашали разгуляться пивком. Накануне изрядно перебрали в кафе.

«Ну и черт с ним, — решил Игорь Владимирович. — Все равно не пишется».

— Я прогуляться, — бросил он.

Мать пожала плечами.

Компания уже понуро сидела в полупустом ресторане вокруг покрытого неопрятной скатертью стола, в ожидании похмелья перебрасываясь квёлыми, через силу фразами. Игорь Владимирович оглядел пообтершихся, начавших лысеть друзей, увязших в семьях, заботах, карьерах, и вспомнил, какими они были всего восемь лет до того. Молоденькие, звонкие, один другого краше, будто их таких специально подбирали.

— «Золотые» мальчишки пришли, — радовались официантки, когда шумно и нахально вваливались они без очереди в рестораны. Те официантки, их подружки, давно замужем; кто остался, поднялись до метрдотелей, а новенькие не больно-то обращают на них внимание. Вот и теперь изнемогающий с перепоя Мишка изо всех сил гипнотизирует смазливую официанточку своей безотказной прежде улыбкой, но та что-то не больно реагирует.

С подошедшим Игорем Владимировичем поздоровались скупыми кивками. Плохо скрывая, что, в сущности, им нет до него никакого дела.

А ведь еще недавно повсюду его «подавали»: «Наш писатель». Хотя никаким писателем он, конечно, не был. А был лишь автором небольшого рассказа, который Марк приметил и опубликовал в своей газете.

«Недурной, кстати, получился рассказик», — потеплело внутри у Игоря Владимировича. После, набравшись смелости, он переправил его в «Юность». И хоть не напечатали, но отзыв прислали очень доброжелательный. С предложением присылать ещё. Как же коротка дистанция от преклонения до разочарования!

«И зачем мне всегда твердили, что я талантлив? — с обидой подумал он. — В школе, в институте. А уж дома-то! «Ты же можешь!»; «Ах, вы могли бы!»; «Несомненно, вы могли!» — со злой иронией передразнил он восхвалителей и осекся, поняв, что в трех этих фразах невольно воспроизвел свою нынешнюю судьбу.

Мог! Только всё ждал чего-то. Будто само придумается, само напишется. Не придумалось и не написалось. Как смешон ему ныне тот самоуверенный мальчишка, что с калькулятором прикидывал возраст, к которому станет Нобелевским лауреатом. Его давно нет. Ничего не случилось. Просто шарик крутнулся десяток раз вокруг солнца, и мальчишка, «золотой» юнец, всеобщий баловень, исчез. Никто и не заметил пропажи. Все думают, что тот мальчишка — он. Наивные!

Игорь Владимирович зло хмыкнул. На него удивленно скосились.

— Джентльмены, покидаю вас, — он поднялся. — Потешный час закончился. И снова — делу время. Деньги будут, высылайте. — Пожал вялые ладони. Никто не остановил его.

В скверике возле троллейбусной остановки, на витой скамейке, сидела пожилая женщина с книгой, а в траве, рядом с ней, копошился мальчуган в панамке.

Игорь Владимирович застыл. За восемь лет, что не видел он свою классную руководительницу, она ощутимо сдала. Мешки под глазами, и прежде заметные, набухли и потемнели, лицо покрылось пигментными пятнышками.

— Здравствуйте, Вероника Капитоновна, — бодро и одновременно чуть томно поздоровался Игорь Владимирович.

— Здравствуйте, — Вероника Капитоновна подняла голову, прищурилась.

Игорь Владимирович выдержал кокетливую паузу. Вероника Капитоновна продолжала всматриваться. Потом глаза её как-то потускнели. Она, похоже, смирилась, что не сможет припомнить этого молодого человека. Однако, боясь обидеть, напряженно ждала.

— А вы, должно быть, всё так же верны шестой школе? — намекнул Игорь Владимирович.

— Была, была верна, — учительница поправила воротничок на подбежавшем малыше. — Теперь уж три года на пенсии… А как вы? — она сбилась смущенно.

«Неужели и впрямь так изменился?» — Игорем Владимировичем овладела досада. Захотелось даже уйти не узнанным, но теперь это было неудобно.

— Ай-я-яй, Вероника Капитоновна! Ученика признавать не хотите. А говорили, будто я у вас из любимчиков.

Смущенная учительница грустно улыбнулась.

— А такого Маргелова помните? — не выдержал Игорь Владимирович. Он улыбнулся широко, готовый принять восторженные извинения. И — посерел: старушка смотрела всё так же старательно и напряженно.

— Да я ж учился у вас! — принялся уговаривать её Игорь Владимирович. — Во всех школьных спектаклях играл. Даже сценарий для выпускного написал. Вы мне, когда аттестат вручали, ещё сказали: «С нетерпением жду твоей первой книги»… Ну, Маргелов же я! — он окончательно сбился. — С Бурханчиком за одной партой сидели!

— Бурханчик! — обрадовалась Вероника Капитоновна. — Да, да, помню! Заходил два года назад. Знаю, что успел защитить диссертацию. Уже завлаб. Очень оказался способный мальчик.

— Вот-вот. А я Маргелов. За партой вместе…

Глаза Вероники Капитоновны наполнились слезами.

— Не помню. С памятью у меня неладно, — она прижала морщинистые руки к вискам и повторила мучительно. — Не помню! Не помню!

— Бабушка! — Малыш, настороженно смотревший на обоих, потеребил ее за рукав. — Тебе же нельзя волноваться! — Насупившись, посмотрел на незнакомца:

— Ей нельзя волноваться!

— Простите, — пробормотал Игорь Владимирович и побрел прочь.

Встреча с учительницей потрясла его. Десятки раз в своих фантазиях он встречался с ней, и всякий раз она шумно, во всеуслышание восхищалась своим неуживчивым, но незаурядным учеником. Она должна была восхищаться им, как прежде. Не могла не восхищаться. И вдруг обнаружилось, что он вовсе вычеркнут из её памяти. Будто и не было.

Всякий раз, мечтая об успехе, о грядущей славе, он представлял своих одноклассников и однокурсников, девочек, на которых когда-то заглядывался безответно. И все они представлялись растерянными, ошеломленными его успехом, сокрушенные оттого, что не оценили прежде. А оказывается, для любого из них есть вещи в тысячу раз более важные, чем Игорек Маргелов. И даже стань он и впрямь знаменитостью, поудивляются в меру и снова погрузятся в дела и заботы. И никто из прежних подруг не бросит ради него мужей, детей, дом и не помчится со слезами раскаяния в гениальные объятия. «Да и не к кому бежать-то. Кончился гений, не начавшись», — горько припомнил он.

…В подъезде, как всегда, слышна была музыка.

Сначала Игорь Владимирович решил, что сестра включила запись фортепьянного концерта. Но, поднявшись на этаж, вдруг осознал, что играет она сама. Он даже остановился от неожиданности. За эти годы так привык к бренчанию рояля в соседней комнате, что воспринимал не как музыку, а как шумовой фон.

И вот сейчас, внезапно поняв, что сестра превратилась в отличную пианистку, он стоял и с недоверчивой улыбкой слушал мелодию Лунной сонаты. И так тихо стало на душе его, такая нежность поднялась к сестре, к матери — ко всем им, что терпят его и страдают из-за него. Захотелось броситься к обеим, обнять, сказать что-то ласковое, примирительное.