Читать книгу - "Красная камелия в снегу - Владимир Матлин"

Несколько позже в коридоре к нему подошел с вопросом Валерий Андреевич:

— Это просто отговорка или вы в самом деле не читали? Я могу дать вам почитать.

И Володя получил пачку папиросной бумаги с бледным текстом.

— Я верну через два дня, — заверил его Володя, но Валерий Андреевич сказал, что возвращать не обязательно и он даже может дать почитать надежному человеку. При этом условие такое: тот человек не должен знать, у кого сам Володя получил текст, а Володя не должен рассказывать, кому отдал этот текст. Никому, в том числе и ему, Валерию Андреевичу.

Так Володя приобщился к самиздату. В течение следующего года он прочел значительное число самизда-товских страничек: «1984» Джорджа Оруэлла, «Слепящую тьму» Артура Кестлера, «По ком звонит колокол» Хемингуэя и много чего еще. Причем источником был не только Валерий Андреевич, и даже главным образом не он.

Через обмен самиздатом у Володи образовался круг новых знакомых, с которыми он обсуждал прочитанное.

Среди них особой активностью отличалась девушка его возраста, звали ее Жанна Агранович (познакомился с ней Володя на почве самиздата все в той же библиотечной курилке). По образованию она была биологом, работала редактором в издательстве «Знание». Она подробно и темпераментно рассказывала Володе о положении в биологической науке, где руководство захватили лысен-ковцы, которых она называла авантюристами и шарлатанами. Выйдя вместе из библиотеки, они часами гуляли по Волхонке, по Каменному мосту и набережной, разговаривая обо всем на свете. Жанна знала о лагерном прошлом Володи, в ее глазах он был героем, пострадавшим за правдивое слово, она много раз просила его рассказать о судебном процессе, «как все было на самом деле».

Постепенно они прониклись друг к другу доверием, стали видеться чуть ли не ежедневно. И единственная причина, почему эти отношения не перешли в любовь, во всяком случае со стороны Володи, — Жанна была внешне непривлекательна. Маленького роста, щупленькая, без сколько-нибудь различимых женских форм, лицо узкое, веснушчатое, обрамленное рыжеватыми волосами. Правда, на лице выделялись выразительные, всегда оживленные карие глаза. Но еще на примере толстовской княжны Марьи все знают, что когда у женщины нет никаких внешних достоинств, говорят о ее глазах… В общем, любви не получилось, но дружба сложилась крепкая, надежная. И когда на допросе в КГБ его спрашивали, обменивался ли он самиздатом с Жанной Лазаревной Агранович, он твердо повторял: «Никогда».

А происходило это так. В ноябре 1960 года Володя получил повестку: следователь КГБ вызывал его в качестве свидетеля. По какому делу — сказано не было. Это могло значить что угодно, даже пересмотр старого дела 1951 года. Володя пытался уговорить себя, что нужно быть спокойным, бояться нечего, но все равно ночь перед допросом спал плохо и явился по указанному в повестке адресу с головной болью.

К его удивлению, это было не учреждение, а обыкновенный жилой дом. Он поднялся на второй этаж и позвонил в обычную квартиру. Дверь немедленно распахнулась, на пороге стоял молодой мужчина в добротном сером костюме.

— Заходите, Владимир Федорович, мы вас ждем, — сказал он тоном радушного хозяина, и Володе стало не по себе. Его впервые в жизни назвали по имени-отчеству.

Второй следователь, пожилой мужчина, представившийся как Петр Николаевич, объяснил Володе, что его вызвали свидетелем по делу Пилипенко и следователи рассчитывают на его, Володину, патриотическую сознательность.

— Кто такой Пилипенко? — искренне удивился Володя.

— Ваш знакомый по библиотеке Валерий Андреевич Пилипенко. Он арестован по делу об изготовлении и распространении печатных материалов антисоветского характера. Постарайтесь припомнить, Владимир Федорович, названия тех произведений, которые вы получали от Пилипенко.

Странно, но в эту минуту Володя перестал волноваться: все понятно, больше нет этой действующей на нервы неопределенности. И Володя ответил уверенно:

— А мне и вспоминать нечего. Никаких печатных материалов антисоветского характера мне Валерий Андреевич никогда не давал.

— Вы уверены? Припомните получше. Например, «По ком звонит колокол»…

— «По ком звонит колокол»? Хемингуэя? Антисоветское произведение? — Володя рассмеялся.

— Видите ли, Владимир Федорович, — сухо пояснил следователь, — распространение на территории Советского Союза всякого произведения, не одобренного Гослитом, считается преступлением. И не будем здесь играть в литературоведение. Итак, «По ком звонит колокол», а что еще? Что еще давал вам подследственный?

— Нет-нет, вы меня не поняли. Он ничего никогда мне не давал, в том числе и Хемингуэя. Ничего.

Следователь сокрушенно вздохнул:

— А мы рассчитывали на вашу искренность… Тогда скажите, где вы брали те материалы, которые давали читать Жанне Лазаревне Агранович?

— Жанне Агранович я никаких материалов не давал и никогда ничего не брал у нее.

— Интересно получается, Петр Николаевич, — вдруг подал голос молодой следователь. — Пилипенко говорит, что давал ему материалы, а он говорит, что не получал. Как это может быть?

В первый момент Володя растерялся, но все же продолжал стоять на своем:

— Валерий Андреевич не мог такое сказать, потому что этого не было.

— Придется проводить очную ставку, — пожал плечами старший следователь Петр Николаевич.

Очная ставка проводилась через пять дней в кабинете на Лубянке. Валерий Андреевич выглядел неплохо, держался уверенно и даже свободно, только был небрит. В ответ на вопрос следователя он подтвердил, что давал Степанову почитать «По ком звонит колокол» и «кажется, еще что-то, точно не помню». Но давал только на короткое время, и Степанов возвратил ему рукопись.

— Сам Степанов, насколько я знаю, никому материалы не давал, — твердо сказал Валерий Андреевич и с улыбкой взглянул на Володю. — Он только читал. А это не преступление.

— Не вам судить, подследственный, что преступление, а что нет! — взвился сдержанный до того Петр Николаевич. Володя отметил про себя, что со времен его дела, с 1951 года, следователи заметно изменились: они стали куда более лощеными, образованными и вот так кричат редко. Вспомнить только того пентюха, который вел тогда его дело: он постоянно орал и никак не мог выговорить слово «фольклор».

— А давать следствию ложные показания — это как, по-вашему: преступление или нет? — продолжал негодовать следователь. — То он говорил, что ничего от вас не брал, а теперь вслед за вами признает, что брал почитать «По ком звонит колокол».

— «По ком звонит колокол» — это не антисоветское произведение, — спокойно сказал Валерий Андреевич. — Я требую экспертизы по этому вопросу.

Допрос продолжался довольно долго, следователи задавали в разном порядке одни и те же вопросы, а Пилипенко и Степанов давали одни и те же ответы. Володю в конце концов отпустили. Возвращаясь домой, он думал над одним мучившим его вопросом: зачем все-таки Валерий Андреевич сказал, что давал ему читать «По ком звонит колокол»? На следующий день в обеденный перерыв он встретился с Жанной. Рассказал ей все в подробностях и задал тот же вопрос: зачем он это сказал?