Читать книгу - "Рукопись, которой не было. Евгения Каннегисер – леди Пайерлс - Михаил Шифман"

В зал вошел Джонни, и сразу же за ним Яков Ильич Френкель. Рядом с ним шли двое незнакомых мне людей: один солидный, постарше, а второй – скромный, худенький молодой человек. «Liebe Kollegen, das ist Freulein Kannegiesser, sie hat gerade unser Universität angeschlossen»^[6], – представил меня Френкель по-немецки и продолжил: – Женя, познакомься, это мои гости, профессор Вольфганг Паули из Цюриха и его ассистент Рудольф Пайерлс».

Немецкого языка я почти не знала. Но не в этом дело. Обычно я за словом в карман не лезу, но в тот момент безмолвно застыла как истукан, вперив взгляд в ассистента. Неловкая пауза затянулась. Наконец я очнулась и поздоровалась с Паули (по-английски; и живой бог протянул мне руку!) и Пайерлсом. Ему я сказала что-то вроде «Welcome to the Soviet Union, Mr. Peierls. Luzanovka is the best beach»^[7]. В общем, показала себя полной дурой.

В первый же день, как только мы приехали на пляж, он подошел ко мне.

– Guten Tag, Freulein Kannegiesser^[8].

– Speak English, OK?^[9] Я Женя.

– Please, call me Rudi, Genia.^[10]

Русское «ж» у него не получилось, как не получается этот звук почти ни у кого из немецко- и англоговорящих. Получается «дж», как в слове джаз. Я всех учу, что надо произносить «ж» мягко, как во французском. Мы перекинулись парой фраз. Руди говорил тихим голосом и смотрел на меня серьезными глазами. Его английский был лучше моего, но как-то мы понимали друг друга.

У Руди был фотоаппарат, и он двинулся в сторону знаменитостей, чтобы их сфотографировать. Эти фотографии до сих пор иногда печатают в журналах.

Потом несколько раз мы пересеклись на заседаниях.

Доклады Паули и Пайерлса были 20-го, и я, разумеется, пошла на оба. Мало что поняла по физике, это был не мой уровень, но честно слушала и смотрела на жесты, мимику докладчиков и на реакцию слушателей в аудитории. В то время Паули уже был признан как один из самых выдающихся физиков современности, может быть, чуть ниже Эйнштейна и Бора, но сразу на следующей ступени. Его, не перебивая, выслушали до конца. На докладе Пайерлса задавали много вопросов прямо по ходу, с ним особо не церемонились. Впрочем, он был, видимо, рад вопросам и отвечал обстоятельно и с удовольствием.

В перерыве он спросил меня, понравился ли мне его доклад. Сначала я хотела признаться, что почти ничего не поняла, но почему-то вдруг сказала: «Yes, yes and yes»^[11]. Раз или два мы столкнулись у моря. Я уже почувствовала, что он интересен мне, а я ему, но что это означало?

Съезд закончился в воскресенье 24 августа. Во второй половине дня довольно большая группа участников выстроилась в порту перед трапом на «Грузию». Я приехала на трамвае, иностранных гостей, включая Паули и не отходившего от него Руди, привезли на машинах. Общая каюта третьего класса оказалась ужасной: жарко, тесно, шумно. Так что ночью я спала прямо на открытой палубе под спасательной лодкой. Руди переживал по этому поводу и сетовал, что его поселили в каюту вместе с Паули и он не может со мной поменяться. Тут я поняла, что наш взаимный интерес – нечто большее. Увлечение?

Первая остановка – Ялта. На набережной пальмы, жара… В скверике, в тени, возле пересохшего фонтана, лежат пыльные, изможденные люди. Мы окружаем их; они тянут руки, просят еды, показывают на исхудавших детей – те тоже протягивают ручонки за милостыней. «Кто эти люди?» – спрашивает меня Руди.

Группа разделилась для дальнейших экскурсий. Нужно ли говорить, что я попала в ту же машину, которая с Паули, Пайерлсом и еще двумя участниками отправилась в Байдары, недалеко от Севастополя. Как же красиво это место! Горы, озера, водопады, буковые и тисовые рощи… За двести лет до нас здесь побывал Пушкин… Обернувшись к Руди, я сказала:

– Жаль, что я городской человек. А то бы выстроила здесь хижину и осталась бы жить.

Лицо Руди не выражало восторга, хотя он и улыбнулся из вежливости. Прошло немало лет, прежде чем я научилась читать по лицу его обычно скрытые эмоции.

На следующее утро наша старенькая «Грузия» взяла курс на Батуми. Что за удовольствие смотреть на волны за бортом и болтать с Руди! Ночью мы стояли на палубе и смотрели на звезды. Неужели я влюбилась? Кажется, признаки налицо… В Батуми Паули и Пайерлс сразу же побежали в городской загс. Двое из участников съезда, Фриц Хоутерманс, физик из Берлина, и его невеста Шарлотта Рифеншталь вдруг решили пожениться в этом «экзотическом» городе, чтобы их свидетельство о браке было выписано по-грузински. Паули и Пайерлс были приглашены как свидетели.

В Батуми наша группа разделилась. Паули вернулся в Цюрих через Стамбул. Перед отъездом он еще раз напомнил Руди, чтобы тот не задерживался:

– Жду вас в Цюрихе не позднее чем через месяц.

Некоторые отправились в Тбилиси. Мы и еще несколько человек решили задержаться, чтобы посмотреть ботанический сад близ Батуми, про который нам все дружно говорили, что он того стоит. На обратной дороге с нами случилось небольшое приключение. Когда мы пришли на вокзал, оказалось, что последний поезд на Батуми отправляется через три минуты. Очередь в кассу была, как всегда, длинной. Руди предложил сесть в поезд и там заплатить за проезд контролеру. «В Германии и Швейцарии мы всегда так делаем», – добавил он уверенно. Я-то знала, что это не сработает, но Руди уже вскочил в вагон, а за ним и все остальные. Контролер просто обалдел от такой наглости и вызвал вооруженную охрану. Подошли два бойца, в руках у каждого была винтовка со штыком. В Батуми они отконвоировали нас к начальнику милиции. Тот с ходу накричал, но, когда узнал, что в нашей группе иностранцы, принял соломоново решение: иностранцев отпустить, с советских граждан взыскать штраф по полной.

На следующий день наша небольшая группа отправилась в Тифлис на поезде. После этого мы остались вдвоем – я и Руди. Руди нашел автомобиль с шофером, который за умеренную плату согласился довезти нас до Владикавказа по Военно-Грузинской дороге. В первый раз мы остались наедине, и я чувствовала – ждала и чувствовала, что что-то должно произойти. Как только мы выехали из города, Руди обнял меня и впервые поцеловал. Мы целовались как сумасшедшие. Даже не помню, о чем мы говорили. Вообще ничего не помню, кроме его рук и его губ. Я была как пьяная. Все красоты по сторонам прошли мимо меня, но какое это имело значение?

День, который мы провели во Владикавказе, оказался настолько бестолковым, что ничего в моей памяти не осталось. Мы решили ехать дальше, в Кисловодск, который тогда считался горным курортом. На ночном поезде. Руди загорелся: «Я хочу ехать так, как обычно ездите вы», – сказал он мне. Это «вы» относилось не только ко мне, оно было собирательным и относилось к среднему советскому гражданину. Я сопротивлялась как могла, но безуспешно. Он взял два билета в общий вагон.