Читать книгу - "Истории дальнего леса - Павел Шмелев"

Зима продолжала уверенно царствовать в Дальнем Лесу с какой-то особой, только ей присущей невозмутимой державностью. Все было привычно красиво, и горделивые деревья-исполины хвастались друг перед другом новыми белоснежными шубами. Вот только в тот памятный год случились особо сильные морозы, пришедшие с чужедальних лапландских холмов. Все окрестные ручьи спрятались под ледяное одеяло. Укрылась белоснежным покрывалом и сонная гладь Серебряного озера, спрятав подводное царство от любопытных глаз обитателей Дальнего Леса и его окрестностей. Русалка оказалась отрезанной от суетных жителей леса и принялась обустраивать свой подводный замок. Где-то высоко над ее головой, на поверхности засыпанного лапландскими снегами озера, превратившегося в огромную плоскую поляну, звери вовсю катались на лыжах.

Хорек Василий медленно обходил озеро и тяжело вздыхал, покачивая головой. Кататься на лыжах он не умел да и считал это занятие бессмысленным и вздорным. Он медленно переваливался с боку на бок в ожидании очередного прихода своей музы. Вот только заплутала она где-то за Кантебрийскими вершинами, в далеких и теплых краях.

Норка Анфиса, меж тем, пила малиновый чай и задумчиво смотрела в окно. Заметив Василия, находившегося в состоянии душевного томления и меланхолии, она решила задернуть занавеску и не замечать философа и народного ваятеля загогулин. «И так с утра отчаянно плохо колдуется, — размышляла Анфиса, — а тут еще этот болтун выкатился на прогулку со своими несуразностями. Это явно не к добру».

Вдруг в поле зрения Василия попал какой-то еще более мелкоформатный зверек, чем он сам. Причем зверек этот был явно не местным: он стоял невдалеке от хорька и никак не выражал своих чувств. Хорек Василий, давно привыкший к вниманию, проявляемому к нему как к неординарной творческой личности, удивился, что его появление не вызвало в зверьке никаких эмоций. «Точно не наш, явно какое-то пришлое несуразие с длиннющим хвостом», — подумал Василий с чувством особо горького внутреннего сожаления. Василий хотел что-то сказать, так, как он умел, — от всей своей творческой натуры. Но незнакомый зверек вдруг пропал из виду.

Казалось, он просто взял да и растворился в морозном воздухе без следа.

Затем что-то кольнуло хорька в левую нижнюю лапку. Василий ойкнул и услышал необычные стихи, произнесенные тоненьким голоском:

Я ступил на скользкую стезю

И по ней к тебе, хорек, скользю.

Как странна эта моя стезя,

Только вот свернуть с нее нельзя…

— Ну вот, — вырвалось у Василия, вдруг увидевшего зверька прямо перед собой, — ты кто ж такая, мышь белая на странной стезе?

— Никакая я не мышь, — ответил тоненьким голоском белоснежное существо с маленькими бегающими глазками, — и не на стезе я, а на лапках, ими и скользю.

— Нельзя говорить «скользю», нет такого слова, вообще нет.

— Это как же так, скользить, значит, можно, а говорить так нельзя?

— Конечно, это же условность диалектики бытия, — произнес Василий с умным видом. — Но об этом потом. А имя у тебя есть, скользящий?

— Я мышонок по имени Гусь. Давай познакомимся.

— Это неправильное имя. Гусь — совсем другой зверь. Пожирнее тебя будет да и в другом формате живет. Хочешь, буду звать тебя Гус — такое имя есть, и в нашем лесу никем еще не занято. Поэтому оно практически свободно. Ну а меня все называют просто — Василием.

— Глупый ты, хоть и просто Василий, — возмутился мышонок, — мне свободное имя не нужно. Тем более без окончательной мягкости и соответствующего знака мягкого на конце. Мягкость у меня не только в имени, но и в исконной природе. Мне и со своим именем совсем даже неплохо живется. Но ты особо не грусти — я добрый.