Читать книгу - "Весы - Дон Делилло"

Затем начался мятеж, который устроили его бывшие товарищи, решив поджечь тростниковые поля. Такова историческая традиция Кубы. Кто бы ни затевал мятеж, он начинает с того, что поджигает тростниковые поля. Высказываются против экономической зависимости и засилья иностранцев. Фрэнк смотрел на горящие поля и понимал, что за этим стоят коммунисты. Потому он их и боялся. Есть нечто большее, есть то, чего мы не знаем. Пламя рвалось сквозь заросли тростника. Частную полицию «Ла Юнайтед» давно свернули.

В Гаване он вместе с сотнями других стоял в очереди у американского посольства — сдавать документы на визу. А теперь он ехал по дороге рядом с границей Луизианы, прямо к грозовому фронту.

На четвертый день пребывания у Кастро Фрэнк застрелил правительственного разведчика, глядя через оптический прицел. Это было жутковато. Нажимаешь спуск, и в сотне метров от тебя падает человек. Все показалось ненастоящим и далеким, будто понарошку. Трюк с линзами. Вот человек, четкая картинка. Вот он вверх ногами. Вот снова перевернулся. Стреляешь по череде изображений, которые передает тебе металлическая трубка. Смерть — огромная сила, но как узнать, что за человека ты убил, кто из вас храбрее и сильнее, если приходится смотреть через слои стекла, которые приближают картинку, но делают мутным значение самого поступка? На войне есть совесть, или это просто убийство?

Фрэнк знал, что планирует «Альфа». Он долго думал, и вряд ли оЩибся. Выяснив, что президент собирается в Майами, он понял — вариантов нет.

Его братья тоже сбежали от Кастро, позже, с риском для жизни переправились на плоту из нефтяных бочек к Ки-Уэст.[16]Они тоже вернулись на десантных судах, одного убили прямо на пляже, второго схватили и отвезли в крепостную тюрьму, где он тихо умер от голода; то была его прилюдная молитва, протест против избиения и казней.

Темпераментные мужчины, изгнанники, борцы с коммунизмом взлетели с Флорида-Киз на «сесснах» и «пайпер-команчах» и сбросили зажигательные бомбы на кубинский сахарный тростник. Снова горели поля.

И теперь, по дороге далеко на Юг, он увидел то, что демонстрировало, насколько глубоко и странно ненависть к нынешнему президенту проникла в определенные культурные слои, в повседневную жизнь. В первый долгий день путешествия он по ошибке заехал в Джорджию и миновал кинотеатр для автомобилистов, где показывали фильм о молодом Кеннеди, герое войны. Назывался он «Торпедный катер 109»,[17]и под заглавием на вывеске кто-то вдохновляюще подписал: «Смотрите, как япошки чуть не прикончили Кеннеди».

Знаки, что попадались ему по пути в Штаты, пугали не на шутку. Вот Луизиана под проливным дождем. Он расскажет Ти-Джею обо всем, что видел и слышал в лагере «Альфы-66» в Глейдс. Вывод сделать несложно. Объект миссии — Кеннеди.

Глубоко в душе Фрэнк жаждал его смерти, хоть и знал, что это грех.

Куратор прислал фотографии вскрытия Освальда. Николас Брэнч чувствует себя обязанным изучить их, хотя не представляет, как они могут помочь. Открытые глаза, большая рана слева, два крупных шва сходятся под ключицей и спускаются в одну линию к гениталиям, образуя букву Y. Левый глаз повернут к объективу, смотрит.

Куратор прислал результаты баллистической экспертизы человеческих черепов, козлиных туш и кубиков холодца из конины. Фотографии черепов с отстреленной правой частью. Разорванные пулей козлиные головы, крупным планом. Брэнч изучает снимок модели из холодца, «одетой» как президент. Настоящая модернистская скульптура, кусок желатина, обернутый в ткань костюма и рубашки, из-под них выглядывает майка, закопченная от выстрела. Есть документы, в которых обозначена скорость пули на выходе. Есть снимок человеческого черепа, заполненного желатином и покрытого козлиной шкурой, имитирующей скальп.

Куратор прислал заметки ФБР о мозге президента, пропавшего из Национального архива двадцать лет назад.

Прислал настоящую покореженную пулю, которой в качестве проверки стреляли в запястье сидящего трупа. Мы перешли на новый уровень, думает Брэнч. За пределы документов. Они хотят, чтобы я трогал и нюхал.

Он не знает, зачем после стольких лет ему шлют эти жуткие материалы. Раздробленные кости и ужас. Вот все, что он видит. Там нечего понимать, никаких открытий не сделать по этим снимкам и цифрам, по этой несчастной пуле с расплющенным кончиком, словно ее раскатали, как пенни на рельсах. (Какой же он уже старый…) Кажется, будто окровавленные козлиные головы смеются над ним. Он начинает думать, что в этом весь смысл. Они тыкают его лицом в кровь и грязь. Насмехаются. Фактически говорят ему: «Вот, смотри, вот истинная картина. Это и есть твоя история. Вот тебе размозженный череп, подумай над ним. Вот свинец, пробивающий кость.

Смотри, прикасайся, вот истинная природа события. Не твои красивые двусмысленности, жизни главных игроков, сочувствие и печаль. Не комната, полная теорий, не твой музей противоречивых фактов. Здесь никаких противоречий. Все очень просто. Вот лежит человек в морге. Из козлиной головы сочится элементарное вещество.

Вот что случается, когда стреляют».

Но как Брэнч может забыть о противоречиях и несоответствиях? В них душа своенравной повести. Одним из первых документов, которые он изучил, был медицинский отчет о пулевом ранении рядового первого класса Освальда. В одном предложении говорилось об оружии 45-го калибра. В следующем — 22-го калибра. Факты одиноки. Брэнч видел, как пафос липнет к самым надежным фактам.

Глаза Освальда то серые, то голубые, то карие. Рост то пять футов и девять дюймов, то пять и десять, то пять и одиннадцать. То он правша, то левша. То он водит машину, то нет. То он снайпер, то мазила. Все эти предположения подтверждаются показаниями очевидцев и вещественными доказательствами.

Даже на фотографиях Освальд выглядит по-разному. Крепкий, хилый, тонкогубый, с широким лицом, открытый, застенчивый, похож на банковского клерка — и ко всему этому мощная шея футбольного защитника. Он похож на всех. На одном армейском снимке он суровый убийца, на другом — герой с кукольным лицом. Еще на одном снимке он сидит боком вместе с товарищами-пехотинцами на плетеной подстилке под пальмами. Четыре или пять человек смотрят в камеру. Все похожи на Освальда. Брэнчу кажется, что они больше похожи на Освальда, чем сидящий в профиль человек, который официально им считается.

Оттенки Освальда, множество картинок, разброс представлений о нем — цвет глаз, калибр оружия — предвещают то, чему суждено произойти. Нескончаемый обвал фактов этого расследования. Сколько выстрелов, сколько стрелков, сколько направлений? Крупные события плетут собственную сеть нестыковок. Простейшие факты ускользают от заверения их подлинности. Сколько ран на теле президента? Какого размера и формы эти раны? Вновь появляется размноженный Освальд. Не он ли это на фотографии, среди толпы на ступеньках книжного склада, когда началась стрельба? Пугающее сходство, признает Брэнч. Он все признает. Он во всем сомневается, даже в основных предположениях, которые мы строим о нашем мире света и тени, твердых тел и простых звуков, сомневается в нашей способности измерять подобные вещи, определять вес, массу и направление, видеть вещи такими, какими они являются, четко вспоминать их, рассказывать, что произошло.