Читать книгу - "Земля имеет форму чемодана - Владимир Орлов"

Но сначала дружелюбный чиновник Селиванов сквозь стену в бункере отвёл Куропёлкина в шалаш, то есть в обустроенный уголок для совместного проживания, и Куропёлкину показалось, что шалаш расположен частично под землёй. Шалаш был, конечно, особенный, завершение имел высокое, схожее с крышами оранжерей, и свет в нём был яркий и живой.

— Как в Париже, над новыми помещениями Лувра, — сказал Селиванов. — Ну, вы помните.

Куропёлкин в Париже не бывал. Но помнил.

— И имеется отсюда проход к бассейну-аквариуму. Что существенно. Вас это должно радовать.

Куропёлкин кивнул.

— Вот это спальня, вот это комнаты для работы, вот комнаты для уединений на случаи размолвок, вот гардеробная со шкафами для одежды, левый — ваш. Взгляните.

Куропёлкин открыл дверцу шкафа и удивился богатству своего гардероба.

— Это что? Всё моё? — спросил Куропёлкин.

— Ваше, — сказал Селиванов.

— Тут мы дошли до самого интересного, — сказал Куропёлкин.

— Для кого?

— Для меня. Я нищий, — сказал Куропёлкин. — Последний гонорар, выданный мне Верчуновым в доминиканских песо, у меня отобрали пираты карибских морей. Чем и как я буду оплачивать и этот шалаш, и наряды Мезенцевой, и её капризы, и мои новые шмотки?

— Ах, вот что! — Селиванов заулыбался. — Это уже не ваши заботы. Кстати, песо, выданные вам Верчуновым, очень может быть, вам будут возвращены.

«И чего я буду делать с этими деньгами?» — подумал Куропёлкин. Сам же спросил:

— А что, в истории с Верчуновым есть новости?

— Об этом потом, — строго сказал Селиванов.

— А с Барри?

— Тоже потом. Вас же сейчас более всего волнуют финансовые опасения. Не возложат ли на вас затраты на шалаш и содержание вашей сожительницы. Опасения ваши небеспочвенны. Баборыба — ваш каприз. За исполнение капризов полагается платить. Но в вашем случае произошла как бы сделка, и ваши заботы о затратах стали нашими заботами. И давайте прекратим об этом говорить.

— А госпожа Звонкова? — спросил Куропёлкин.

— Это уж вы сами должны иметь соображения о её участии в устройстве хотя бы этого шалаша, — сказал Селиванов.

Куропёлкин нахмурился. Ощутил, что его обеспокоенность последних дней, как выразился Селиванов, финансовыми опасениями, да и в особенности высказываемыми им на публику (Дуняше, Трескучему, Звонковой, теперь вот Селиванову), была ему неприятна и превращала его в сопливого жалобщика и неудачника. Почему превращала? Он и без словесных излияний, без соплей и мокрот был неудачник.

И никогда, пожалуй, не старался быть удачником.

Жил в чемодане под названием «Авось».

При чём тут чемодан? С чего бы он возник сейчас? Из воспоминаний о Бавыкине, что ли? Ну, пусть чемодан… И не брал ли тот чемодан в путешествия, а то и в магазины Хозяин, и не подозревавший, что в его клади существует какая-то неведомая ему мелочь по фамилии Куропёлкин. И к чему Куропёлкина могла доставить тара (упаковка) «Авось»? Ну, не чемодан, а, скажем, останкинская скамья «Нинон»? Ни к чему… Но вдруг — к кому-то? К чудесной девушке Галатее…

Будем считать, что именно к Галатее, решил Куропёлкин. И он согласился (теперь уже твёрдо) стать Пигмалионом. Согласился. И будет им.

Отсыл Селивановым к соображениям об участии Нины Аркадьевны в устройстве шалаша вызвал раздражение Куропёлкина и нежелание думать о нём. И всё же Куропёлкин втиснул своё понимание позиции Звонковой в неизбежность её (естестественно, при досадах Нины Аркадьевны) сотрудничества с государственными интересами.