Читать книгу - "Записки коммивояжера. Сборник рассказов и повесть - Шолом-Алейхем"

я пришел? Если нет счастья, лучше живым в могилу лечь! За что бы я ни принимался, все на первых порах идет чинно и благородно, вот–вот, кажется, и счастье у тебя в руках, вот оно, как будто бы уже в кармане, а под конец колесо поворачивается в обратную сторону, и все оказывается нелепым сном! Не суждено мне, видимо, нажиться на маклерстве, сорвать крупный куш и удрать! Не суждено Менахем–Мендлу стать на ноги, как другим маклерам в Егупце! Все орудуют, трещат, и только я один стою и смотрю, как люди ворочают делами, зарабатывают деньги, только я шатаюсь, как чужой. Вижу перед собою миллионы и миллионы, а поймать их не могу. Я всегда и всюду как бы в стороне… Видимо, я еще не набрел на правильный путь. Никто не знает, где его счастье обретается… Надо долго искать, а кто ищет — тот найдет.

Так как я очень пришиблен, то пишу кратко. Даст бог, в следующем письме напишу обо всем подробно. Передай привет тестю и теще, напиши мне, как твое здоровье, целуй деток и напиши, что хорошего в Касриловке?

Твой супруг Менахем–Мендл.

Главное забыл! «Горе многих — наполовину утешение». Когда видишь, что и другой мучается, становится немного легче на душе. Взять, к примеру, того постояльца, что живет со мной в одной комнате. Был он когда–то, по его словам, подрядчиком, богачом, имел свои дома и магазины. А теперь он судится с казной и надеется получить много денег, очень много… Но так как у него ни гроша за душой, то я его поддерживаю. Бог даст, когда ему присудят его деньги, он, говорит, меня не забудет… Живет со мной и другой еще несчастнее того: он писатель, пишет в газетах и сочиняет книгу. Но пока книга будет готова, он живет вместе с нами, и хозяйка из жалости иногда дает ему стакан чаю. А еще у нас в заезжем доме есть один нищий из нищих, так что писатель в сравнении с ним — прямо щенок! Кто он и что он такое, — я и сам не знаю: то ли агент, то ли сват, то ли актер… Поет песенки, крыс выводит… Веселый человек: рубахи на теле нет, с голоду пухнет — и хоть бы что!

Словом, кругом видишь столько горя, что забываешь о своем собственном. Помни же, ради бога напиши о своем здоровье, о детках, о тесте, и теще, и о каждом в отдельности.

Тот же.

XXIV

Шейне–Шейндл из Касриловки — своему мужу в Егупец

Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем–Мендлу, да сияет светоч его!

Во–первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем.

А во–вторых, пишу я тебе: скажи сам, дурак набитый, кто был прав? Что я тебе говорила? Ведь ты целовать должен каждое мое слово! Как мать говорит: «Целуй плетку, которая тебя бьет…»

Ну, ты уже расторговался, нам, мол, много не надо… А теперь связался с замечательной компанией: подрядчики, нищие, сочинители, песельники, крысоморы… Смеяться некому, да и только! Конечно, ради этого стоит торчать в Егупце, жить в гостинице и сорить деньгами. Однако мне нравится, что ты наконец одумался: видно, говоришь ты, не суждено тебе там стать на ноги и сделаться миллионером! Ты еще сомневаешься, Мендл? Ведь я уже сколько времени твержу, чтобы ты выбил из головы все эти глупости. Быть бы мне так защищенной от всяческого зла, а тебе от глупости своей, как защищен ты от миллионов! Забудь, Мендл, о миллионах, забудь о том, что существует на свете Бродский, и благо будет душе твоей! «Не гляди на то, что выше тебя, а гляди на то, что ниже тебя», — так, кажется, написано в наших священных книгах? И не завидуй егупецким людишкам, которые гремят и трещат. Пускай трещат, пускай трескаются, пускай они себе шею свернут, как желает тебе и сейчас и всегда

твоя истинно преданная супруга Шейне–Шейндл.

Скажи, пожалуйста, с чего это ты, дорогой мой Мендл, вдруг стал расспрашивать о нашей Касриловке? И с каких пор я тебе так дорога стала, что ты забеспокоился о моем здоровье? Видно, ты и в самом деле соскучился без нас? Как моя мама говорит: «Пускай теленок прыгает, проголодается домой прибежит!»

Жду от тебя телеграммы о выезде. Пора, давно пора! Пусть это письмо мое будет последним…

Конец третьей книги

1899 — 1900

ПОЧТЕННАЯ ПРОФЕССИЯ[37]

(Менахем–Мендл — писатель)

I

Менахем–Мендл из Егупца — своей жене Шейне–Шейндл в Касриловку

Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне–Шейндл, да здравствует она со всеми домочадцами!

Во–первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем иметь друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!

А во–вторых, да будет тебе известно, что я бросил все дела! Покончено с биржей, с Семадени, с маклерством, — все это жульничество, суета, позор, черт знает что! У меня теперь новая профессия, совершенно новая, почище и посолиднее: я стал — в добрый час! — писателем. Я пишу! Ты, пожалуй, спросишь, какое я имею отношение к писательству? Это от бога!

Как ты, наверное, помнишь из последнего письма, я у себя в гостинице познакомился с писателем, который пишет в газетах и тем кормится. Каким образом? Он садится, пишет какую–нибудь вещь и отсылает, а когда ее напечатают, он получает плату со строки, копейку за строчку, сколько строчек, столько копеек. Вот я и подумал: господи боже мой, чем я хуже его? Подумаешь какая премудрость? Я как будто тоже учился в хедере, а почерк у меня даже лучше, чем у него, — может быть, и мне попытаться писануть в еврейскую газету? Что мне за это будет? Авось голову не снимут. Одно из двух: да? да! нет? нет!

И