Читать книгу - "Долгий полет - Виталий Бернштейн"

Потом я сошелся с Синтией. Она была младше меня на шесть лет и, значит, на девять лет младше Урсулы. Наивные, покорные глаза, худенькие плечи… И все же, все же в душе моей продолжала царствовать Урсула. Воспоминания о прежней близости с ней, о ее гибком, сильном теле не давали мне спать по ночам. Понимаешь, Майки, это было как наваждение, как гипноз.

Внешне ничего не изменилось в отношении Урсулы ко мне и Синтии. Но мне ли было не знать Урсулу. Иногда я ловил ее быстрый, холодный взгляд в сторону Синтии. Неужели Урсула ревновала?.. Перебирая сейчас в памяти те дни, склоняюсь к мысли: так оно и было. И все-таки не уверен, действовала ли Урсула по заранее обдуманному плану, когда в отсутствие Синтии устроила тот обыск. Возможно, это случилось импульсивно – Урсула сама не осознавала до конца, что ею движет. Но с другой стороны, почему вынесенный ею приговор был столь беспощадным? И почему именно мне был отдан изуверский приказ – привести приговор в исполнение? Как страшно теперь вспоминать об этом…

После того, что произошло в песчаном карьере, Урсула снова вернулась ко мне. Биллу была дана отставка. А вскоре он подло дезертировал из наших рядов. Посланный с «Альбертой» на задание, Билл попросил того подождать минутку, заскочил в общественный туалет и незаметно улизнул через другую дверь. Видимо, его тяготила беспрекословная дисциплина, которую Урсула насаждала среди солдат революции.

Теперь, Майки, расскажу о Джейкобе. Ведь именно он в прямом смысле приложил руку к твоей судьбе.

Мы дружили с Джейкобом с детских лет. В школьной команде по баскетболу я играл центральным нападающим, а Джейкоб, уже тогда полноватый, выходил на замену в качестве защитника. Потом, когда мы оказались в одном колледже, дружба наша стала еще крепче. В колледже Джейкоба интересовали прежде всего предметы в области биологии и медицины – он собирался стать врачом. А меня привлекали общественные науки. Но свободное время мы проводили вместе. В ту пору он, как и я, как и большинство студенческой молодежи, находился под влиянием левацкой идеологии. Мы вместе участвовали в шумных митингах и демонстрациях, восторженно скандируя лозунги против глобализации экономики, против лживой буржуазной морали, против злодеяний полиции, против голода в странах Африки, в чем, конечно же, был виноват лицемерный Запад. Однако все больше времени Джейкобу приходилось посвящать изучению своей будущей специальности. Постепенно он отдалялся от наших игр в политику. Пожалуй, сходный путь – раньше или позже – проделал бы и я. Если бы не встретил Урсулу…

Годы спустя доктор Джейкоб Лоренс стал преуспевающим специалистом в области медицинской генетики. Но дружба наша сохранилась. В трудную пору, когда ФБР вышло на след «Революционной армии» и угроза ареста нарастала с каждым днем, именно Джейкоб приютил меня. Урсулой тогда было принято решение – всем уйти поодиночке в глубокое подполье. Каждый из нас должен был затаиться в безопасном укрытии, пока не получит от Урсулы приказа о дате и месте новой встречи. (Копы ворвались в наше опустевшее жилье через сутки после того, как я последним покинул его. Они обнаружили там засаленные матрасы, мусор на полу да издевательский рисунок на дверце кухонного шкафчика, плод совместного творчества Хелен и Хилды, – жирная свинья в полицейской фуражке).

Людей, готовых дать нам прибежище, Урсула объединяла термином «сочувствующие». Таких было немало среди либеральной интеллигенции – журналисты, адвокаты, врачи, даже священники. Однако ко времени моего появления в холостяцкой квартире Джейкоба он уже вряд ли мог считаться «сочувствующим». Его все больше ужасали средства, к которым прибегала «Революционная армия» для достижения своих целей. Мы проспорили об этом немало часов. Оставаясь моим верным другом, Джейкоб безуспешно пытался втолковать мне, что на смену несправедливости и злу, существующим в современном мире, наше движение несет лишь еще большее зло. Он уговаривал меня порвать с «Революционной армией», уехать из страны, начать новую жизнь. Но уговоры не действовали. Я ни словом не обмолвился об Урсуле, о том, что у меня никогда не хватит сил оставить ее…

Именно в те дни, когда я скрывался в его квартире, у Джейкоба и возникла идея, которая, Майки, имеет к тебе самое непосредственное отношение.

Научные исследования Джейкоба были посвящены проблеме клонирования. Он с увлечением рассказывал о своей работе. Да и у меня свободного времени в те недели было предостаточно – некоторые книги по медицинской генетике, лежавшие на письменном столе Джейкоба, я прочитал от корки до корки. Надеюсь, суть проблемы ухватил верно. К тому времени были достигнуты серьезные успехи – получены первые жизнеспособные клоны разных видов животных. (Как бы получше объяснить тебе, Майки, этот термин – «клон»… Являясь полной генетической копией исходного организма, клон похож на него, как похожи однояйцовые близнецы, которых и мать родная не всегда в состоянии различить). На очереди стояло клонирование человека. Именно эту задачу пытался решить Джейкоб. Задачу намного более трудную, чем предыдущие. Но он утверждал, что уже виден свет в конце тоннеля.

Однажды вечером, вернувшись из лаборатории, Джейкоб застал меня в обычной позе – глубокомысленно склонившимся над каким-то трактатом по клонированию. Глаза Джейкоба сквозь толстые линзы очков выглядели непривычно грустными. Он мягко положил руку на мое плечо.

– Твои планы не изменились – уходишь послезавтра? – спросил он. Я кивнул утвердительно. Накануне в условленном месте, под сиденьем скамейки в парке, я обнаружил, наконец, клочок бумажки, прикрепленный липкой лентой. Это был приказ Урсулы – о времени и месте сбора нашей группы.

– Так меня и не послушался… Боюсь, на избранном пути ты рано или поздно сложишь голову, – глухо сказал Джейкоб. – Пообещай хотя бы, что выполнишь мою просьбу. Она простая…

Джейкоб хотел заполучить и в замороженном виде хранить в лаборатории кусочек моей кожи. А потом использовать – когда техника клонирования человека будет полностью отработана. Идея создания моего клона в первый момент показалась мне чем-то фантастическим, несерьезным. Засмеявшись, я отказался. Но Джейкоб настаивал:

– Пойми, если суждено погибнуть, этот клон даст тебе как бы вторую жизнь! Он будет до мельчайших подробностей воспроизводить не только внешние черты, твою улыбку, отпечатки пальцев или, например, твою любовь к сладостям. Клон сохранит твой характер, особенности мышления.

– А значит, опять с неизбежностью повторятся и все ошибки моей жизни? – спросил я.

– Не обязательно. Если клон получит другое воспитание, чем получил ты, тогда и его жизненный путь может стать в той или иной мере другим. Да и просто элемент случайности, подстерегающей на этом пути каждого человека, тоже играет свою роль.

Он долго уговаривал меня в тот вечер. В конце концов, я согласился. Понимаешь, не смог отказать своему доброму другу в такой пустяковой просьбе. Я пожертвовал на алтарь науки кусочек кожи. Его вырезал Джейкоб ниже моей правой коленки.

Теперь на этом месте – небольшой белесоватый шрам. Иногда, задрав штанину, я разглядываю его. И мысль о моем повторном появлении на свет в виде клона уже не кажется смешной. С нею мне почему-то легче доживать оставшиеся дни в этой камере. Таким клоном, Майки, являешься ты. Вернее, станешь – через несколько лет.