Читать книгу - "Андерманир штук - Евгений Клюев"

А у фонтана все оказалось по-старому.

Лев остановился здесь внезапно, чтобы рассмотреть капельку воды на запястьи: один брызг.

Кажется, сегодня он пробыл здесь особенно долго – больше часа: кружа и кружа по дорожке вдоль фонтана.

«Спросишь, который час, а я отвечу», – вспомнил он и спросил:

– Который час?

– Полпятого, – ответил дед Антонио.

– Идти пора, – откликнулся Лев, и какой-то задумчивый прохожий, шедший сбоку, отпрянул от Льва как от чумового: слишком громко, небось, Лев откликнулся.

Так все оно и началось – причем тогда началось, когда ничто не могло уже начаться. Ничто не должно было начаться.

«Наверное, я с ума сошел», – обрадовался Лев.

– Да нет, – сказал дед Антонио, – с какой стати?

Страшно, значит, Льву не стало – стало весело.

– Вот и слава Богу, – вздохнул дед Антонио. – Так оно и задумывалось.

А ощущение между тем было самое обычное: не то чтобы «голоса»… – один только голос, и даже не то чтобы голос как таковой, еще проще – мысль.

– И что мне теперь с тобой делать, – спросил Лев, – когда ты в таком вот… варианте?

– Это в каком же таком варианте-то? – поинтересовался дед Антонио. – В очень удобном варианте – для меня, во всяком случае: ни болей, ни болезни! Да и скрывать, что я болен… что я бъл болен, нам с тобой друг от друга больше не надо.

Лев сидел уже за столиком у окна в Макдональдсе, сам точно не зная, как он попал сюда – первый раз в жизни, между прочим: на столе перед ним были яблочный пирожок и чашка чая.

– Я знал, что ты не… что не насовсем ты ушел, – шевелил губами Лев. – Нет, не так: я знал, что это можно отменить. Что тот день, первоедекабрятысячадевятьсотвосемьдесятвосьмого года, можно отменить. То есть, назначить не бывшим. И у меня даже вообще ни одной слезинки не было, я просто сам на себя удивлялся: словно ничего не случилось.

– Ничего и не случилось, – подтвердил дед Антонио, – хоть я, конечно, и ушел. Или – перешел в качественно новое состояние, как ты однажды это назвал – здесь же, у фонтана… Вот и в Первом послании коринфянам сказано: «Не все мы умрем, но все изменимся».

– Так – правильно, – подхватил Лев. – Потому что… как же ты иначе разговариваешь со мной?

– Это ты со мной разговариваешь, – поправил дед Антонио. – И до тех пор, пока ты со мной разговариваешь, я буду рядом.

– Значит, всегда и будешь, деда: я с тобой уже никогда разговаривать не прекращу. Меня, знаешь, что тогда… после первого декабря… особенно сильно угнетало? Что ты вот этого не видишь уже, и вот этого, и вон того… И я тебе пытался рассказать, что все очень быстро меняется, но тебя больше не было.

– Я был, – возразил дед Антонио. – Я всегда был, только ты меня не слышал. Чтобы услышать, надо… надо пережить уже, отменить уже, назначить не бывшим. Я так счастлив, что ты пережил! Меня-то как раз больше всего терзало то, что – ни одной слезы. Ты окаменел просто – докричаться невозможно было. А что касается всего, чего я не видел и не вижу… – так я и сейчас ничего этого не вижу. Мое время прошло, львенок. Так что ты уж… пожалуйста, капли в глаза закапывать не забывай, ладно? А то у нас теперь одна пара глаз – на двоих. Болят глаза-то?

– Да неважно это – отмахнулся Лев. – Ну, болят… немножко. И немножко зрение хуже стало: некоторые точки пространства замутнены, словно там облачко такое висит. Но я закапываю капли, ты не волнуйся… всегда теперь закапываю. А ты чего конкретно не видишь?

– Смешной ты! Как можно рассказать о том, чего я не вижу?

– Ну… – задумался Лев, – ты видишь, например, изменения какие-нибудь?

– Ты бы меня еще спросил, читаю ли я газеты! – Дед Антонио оставался прежним. – Читаю ли газеты, слушаю ли радио, смотрю ли телевизор…

– Ой, телевизор! – опомнился Лев. – Хотя… нет, поздно: Бориса Ратнера мы с тобой уже пропустили.

– Ратнера?