Читать книгу - "Болваны - Александр Галкин"

От кабинета терапевта до актового зала, где заседала военкоматская комиссия, решавшая кому где служить, было не больше полутора десятка шагов. Птицын, голый, в белых трусах (их белизну нельзя было назвать идеальной, ведь Птицын никак не рассчитывал дойти до заключительного стриптиза), ожидал своей участи. Когда открылась дверь и чернявая сестра вынесла очередную порцию личных дел, Птицын сквозь дверной проем разглядел сутулую спину тщедушного призывника и жирных военных за длинным столом.

У Птицына страшно болела голова, он видел окружающих как бы сквозь дымку. И вдруг ему представилась фантастическая ситуация, будто хилый мальчишка читает комиссии басню Крылова, а потом комиссия просит его сплясать. Именно так все и происходило в школе-студии МХАТ, куда Птицын поступал и дошел до третьего тура. Перед Птицыным молниеносно промелькнули кадры унизительной процедуры творческих конкурсов. В Щепкинском училище один восьмидесятилетний народный артист, ослепший и оглохший от старости, лег на стол, сложил ладони в трубочки и стал смотреть на абитуриентов как бы в бинокль из своего окопа; другой потребовал, чтобы девица приподняла юбку повыше: он хотел рассмотреть ее колени; третий прервал Птицына на полуслове, когда тот читал монолог Хлестакова: "Почему вы говорите не своим голосом?" - после чего минут пять ухмылялся, довольный тем, что выбил его из колеи.

"Творческий конкурс" призывников оказался не менее странным: стоя на подиуме, они демонстрировали солидным, пожилым мужчинам, отцам семейств свои голые тела. Если гомосексуализм в нашей стране карается законом, как это могло случиться в официальном военном заведении? У Птицына покалывало в виске и на темечке и, чтобы избавиться от боли, он хотел только одного: чтобы до него скорее дошла очередь и его наконец вывели бы на сеанс стриптиза.

"Будут ли они его щупать? - думал Птицын, удивляясь идиотическому ходу своей мысли. - Рабовладельцы, прежде чем купить раба, заглядывали ему в зубы: не гнилые ли? Ощупывали мышцы рук, ног, спины. Товар должен соответствовать цене..."

Из актового зала вышла старший врач, полная белокурая женщина с пучком на затылке. Она строгим взглядом окинула толпу призывников, и ее глаза остановились на Птицыне, который, прикрыв глаза, левой рукой опирался на стену, а правой - массировал веко.

Старший врач решительно подошла к Птицыну, взяла его за руку. Тот испуганно вздрогнул - и открыл глаза.

- Все-таки меня беспокоит Птицын! - твердо сказала старший врач.

Она повела его за собой, по-прежнему держа за руку. Голый, сутулый и хилый Птицын послушно потянулся за старшим врачом навстречу своей судьбе. Удивленные призывники молча расступались и оглядывались, пока эта маленькая процессия двигалась к актовому залу. Пальцы старшего врача отыскали пульс на запястье Птицына. Тот кожей чувствовал ее твердые пальцы и свое бешено стучащее сердце, которое билось вместе с жилкой на виске.

Старший врач втянула Птицына в актовый зал, подвела к маленькому столику. Птицын стоял возле столика, а она, усевшись и сняв со столика наручные часы, опять высчитывала его пульс, чуть-чуть шевеля губами.

Спиной к Птицыну и лицом к четырем мужикам с землистыми лицами (все цвета для Птицына померкли и посерели) стоял "десантник". Птицын узнал его по жирной спине, черным кудрям и трусах в ромбик.

- У тебя ґолова для чСґо? (Лысый полковник в центре стола с жаром воспитывал толстого мальчишку, при этом говорил с украинским выговором - на ґ.) Шоб картуз носить? Третий раз повторяю: "Не прибыл, а явился!" Пон`ял? "Призывник Цибуля на призывную комиссию явился!" Выйди - и повтори!

У Птицына так болела голова, что его очень мало трогало все происходящее снаружи: люди двигались плавно механически, как в масле. А он был единственным зрителем в пустом кинотеатре. Только кино крутил пьяный киномеханик. Он почти совсем выкрутил звук, закемарил и пустил бобину с пленкой на самотек: временами персонажи на экране еле-еле шевелились, будто в замедленной съемке, а иногда мелькали в бешеном темпе, как заводные. Кто и зачем заставил Птицына смотреть этот бессвязный фильм?

- 120 ударов в минуту... В армию его отправлять нельзя... - старший врач сказала это как бы себе, но и Птицыну тоже.

Наконец, она выпустила его руку из своей. Подошла к полковнику. Птицын уже видел полковника в Красном уголке, в президиуме, во время речи капитана о пользе физкультуры в условиях Афганистана. Наверно, он был начальником военкомата и председателем призывной комиссии. Старший врач наклонилась к нему, кивнула в сторону Птицына, что-то быстро сказала. Полковник смерил Птицына неодобрительным взглядом.

Птицын вдруг где-то на дне души ощутил тихую радость, радость знания. Она как бы поднималась из глубин и заполняла все тело. Теперь Птицын точно знал, что в армию не пойдет. Кто-то (или что-то) его уберёг. Это было чудо. Чудо его спасло. В нем возникало и ширилось необыкновенное чувство, которое раза два в жизни к нему уже приходило, - это чувство, не похожее ни на одно привычное человеческое чувство: оно необычайно мощное, интенсивное, даже неземное, как будто бы нисходящее откуда-то сверху или привнесенное извне. В этом чувстве много потаенного доброго юмора. Словно некто Сильный (не чета ему, Птицыну) говорил: "Не волнуйся, всё будет хорошо!" И Птицын ему безусловно верил, забывая о своем всегдашнем меланхолическом пессимизме и скепсисе.

В этом странном, задумчивом юморе было знание наперед. Будущее в нем уже было. Причем Птицын знал, что он сам марионетка этого будущего. Он выполняет программу, которая предрешена, то есть она уже где-то записана до мельчайших деталей. Ничто не может ее изменить. Она уже в прошлом, хотя еще не произошла. Поэтому строгая старшая врач с пучком тоже стала марионеткой, ничуть не подозревая об этом, полагая, будто она действует по собственному почину - выполняя долг врача. На самом деле она явилась только человекоорудием, стала выполнять высшую волю, не терпящую, чтобы ей перечили, - волю Судьбы. Для Птицына на мгновение внезапно приоткрылся всегда скрытый смысл жизни.

4.

Старший врач позвала Птицына:

- Подойдите сюда.

Птицын со страдальческим лицом, волоча ноги, притащился к столу.

Птицын предстал перед страшной четырехголовой гидрой призывной комиссии: на него взирали четверо с брюшками и лысинками, которым было далеко за сорок. Но теперь, в свете этого неземного юмора, многоголовый дракон скукожился, приобрел блекло-серый расплывчатый вид, а потом растекся обрюзгшим, вялым телом по четырем стульям, точно лужа на асфальте.

- Призывник Птицын на призывную комиссию явился, - выговорил Птицын слабым, но отчетливым голосом и так, чтобы не к чему было придраться.

Птицын стыдился своей наготы. В голеньком и сгорбленном человеке есть что-то ущербное. Почему он должен был разговаривать с этими дядьками голым? В этом было что-то противоестественное. Это неравный диалог: голого и одетого. Голый, уже по тому, что он голый, чувствует себя побежденным. Видно, что-то подобное было с Адамом и Евой, когда они съели яблоко и их вразумил дьявол насчет их наготы и тайны пола.