Читать книгу - "Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд"

Нельзя сказать, что и на «Би-Би-Эс» удачи сыпались как из рога изобилия. «Безопасное место» Джэглома, «Он сказал, поехали» и «Марвин Гарденс» провалились, а новый проект Джима Макбрайда «Работяга смылся» завернули буквально накануне начала съёмок. Всем стало ясно, что сердце Берта Шнайдера больше не с компанией. Вспоминает Брэкмен: «Уже на съёмках «Марвина Гарденса» Берт махнул на студию рукой. По-моему, он даже сценарий не читал». «Я стал свидетелем того, как студия начала сыпаться, словно карточный домик, — добавляет Дерн. — Было впечатление, что интерес к делам пропал. А больше всего поражало, что и самому Берту было на всё наплевать». Шнайдер решил на год отойти от кинобизнеса.

Компания «Би-Би-Эс» и правда уже тяготила своих владельцев. Её площадки перестали быть прежним творческим раем. «Однажды Берт сказал мне: «Всё, хватит, сам будешь собирать арендную плату. Мне надоело в дерьме копаться», — вспоминает Рэфелсон. — Мы сами виноваты, потому что распахнули свои двери настежь, приглашая всех, кому не лень. Стоило режиссёру из Японии, Индии или Югославии появиться в Америке, он обязательно оказывался у нас. Причём, личности попадались довольно странные. На площадках снимались самые причудливые и навороченные документальные ленты, в залах постоянно проходили чьи-нибудь просмотры. Нам было наплевать — пожалуйста! В здании снимали по политическим соображениям, из-за «чёрных пантер», полицейских облав и ещё, чёрт знает, почему. Я понятия не имел, кто находился в наших помещениях, но знал, что заплатить они не могут. Быть продюсером больше не хотелось — душа превратилась в выжженную пустыню. К тому моменту у меня родилось представление о себе как о знаменитости, мол, стоило показаться на пороге, как визг толпы обеспечен. Святая простота! Старые приёмы не работали. Благоговение перед Мастером улетучилось буквально за несколько недель кризиса компании».

Тем временем, Шнайдер всё больше средств и времени стал тратить на «Чёрных пантер». Организация отказалась от конфронтации с властями и начала поиск более реалистичных путей достижения своей цели. Они устроили «Конференцию выживания», во время работы которой отказались от обуви и приёма пищи. Шнайдер направил её участникам чек на 300 тысяч долларов. Эшби тоже отметился деньгами.

13 июня 1971 года газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала «Документы Пентагона», материалы о роли правительства в развязывании вьетнамской войны, преданные огласке бывшим аналитиком Министерства обороны Дэниэлом Эллсбергом. Никсон распорядился предать чиновника суду и Шнайдер предпринял активные действия по его защите[89]. Он назвал опубликованные материалы «Мирным проектом». «Для меня те события стали поворотным моментом в жизни, — вспоминает Шнайдер. — Я довольно давно был причастен к движению за мир, но теперь оказался на переднем крае борьбы».

Помимо прочих проблем не лучшие времена переживали и его отношения с Кэнди Берген. Они «заморозились» на отметке «Берт — учитель, Кэнди — ученица», что в результате и разрушило их связь. Берт то возносил её до небес, то низводил до уровня букашки. Кэнди до сих пор была закрыта и зажата в себе. Берт же, напротив, открыт, всем естеством воспринимая окружающий мир. Он всё больше говорил ей о «сексуальной неисключительности».

— А, собственно, что ты подразумеваешь? — спрашивала его Кэнди.

— Состояние, когда двое уверены друг в друге и чувствуют себя свободными для того, чтобы через секс исследовать свои отношения с другими людьми.

— Нет, что ты имеешь в виду, говоря об исследовании через секс?

— Прости, возможно, это пугает тебя, Берген, но ты должна понимать, я — объект любви любой женщины, что появляется в моём офисе… Давай относится к этому спокойно. Тебе пора взрослеть.

Причастность Шнайдера к «Мирному проекту» — «Документы Пентагона» подтолкнули Берта к мысли о том, что стране необходим по-настоящему хороший документальный фильм о войне во Вьетнаме. В качестве режиссёра Рэфелсон предложил Питера Дэвиса, который сделал себе имя, сняв для «Си-Би-Эс» документальную ленту «Распродажа Пентагона». Новая работа получит название «Сердце и разум».

* * *

Накануне запуска в производство картины «Последний наряд» Руперту Кроссу поставили диагноз — неоперабельный рак. Эшби отложил начало съёмок, чтобы дать время актёру подумать, будет ли он участвовать в работе. «Обычно компании вели свои трейлеры и по могилам, совесть их не мучила, — замечает Николсон. — Хал же всё остановил, дал время человеку собраться с мыслями». Когда стало понятно, что Кросс не сможет работать, его заменили Отисом Янгом. На роль Медоуса как нельзя лучше подошёл Рэнди Куэйд, с его одутловатым, не обезображенным интеллектом лицом, словно вырезанным неловкой рукой из головки ещё незрелого сыра.

Хаскелл Уэкслер планировался в качестве главного оператора, но никак не мог получить профсоюзную карточку для работы на Восточном побережье и Эшби назначил на его место второго оператора, Майкла Чэпмена. Позднее его монтажёр Боб Джоунс превратится в сценариста. Так Эшби поддерживал традиции 60-х — не признавать жёсткую иерархию в профессии, когда человек всю жизнь мог проработать в качестве ассистента режиссёра, но так и не стать самостоятельным режиссёром-постановщиком.

Наряду с другими режиссёрами «нового» Голливуда Эшби имел репутацию «убийцы продюсеров». «Зачастую продюсеры вообще носа не показывали на площадку, — рассказывает Малвехилл. — Хал не любил вести с ними дела, и какое-то время спустя они перестали обращать на него внимание. Но больше всего на свете он терпеть не мог креативных продюсеров, что носили ему сценарии. Он приходил в такое бешенство, что не мог даже врубиться в материал. Только избавившись от них, он, наконец, мог считать себя автором проекта». Эре, как человек приставленный свыше, исключением не был. Оставалось принимать его как неизбежность. Знакомясь с Малвехиллом, он протянул ему руку и заявил: «Меня зовут Джерри Эре. Я алкоголик и бисексуал». Малвехилл потом долго гадал, как расценивать сказанное — как предложение или как-то иначе.

Съёмки «Последнего наряда» начались в ноябре 1972 года. Актёры любили Эшби. По крайней мере, те, кто не выносил диктата на площадке. Николсон называл его величайшим «нережиссёром» всех времён и народов. «Эшби был для актёров отцом родным, — делится впечатлениями Малвехилл. — Он не уставал хвалить их, постоянно искал что-то новое, разрешал им экспериментировать. Создавалась атмосфера абсолютной вседозволенности, при этом Эшби мог и власть употребить — как только что-то не выходило, он знал, как поправить дело». Режиссёр потакал любым творческим прихотям, говоря обычно: «Если что, я прикрою».