Читать книгу - "Мадам - Антоний Либера"

«И молодой человек поехал…»

Когда быстрое течение жизни, в которой я как-то участвовал, на мгновение останавливалось, освобождая меня от необходимости играть отведенную мне роль, во время такого антракта я часто рефлекторно думал о себе в форме классического повествования (третье лицо, прошедшее время) — будто происходящее со мной и вокруг меня было сюжетом какого-то рассказа. Именно в таком стиле выстраивались мои размышления, когда я занял свое место в автобусе номер 117, который отошел от здания Центрального Комитета.

«Так как народа в автобусе было мало, он не пошел в свой угол „на корме“ у задних дверей, а, как и другие пассажиры, сел, заняв место у окна на правой стороне. За окном из оргстекла, покрытого снаружи слоем застарелой грязи, открывалась серая, унылая перспектива: солидные здания музеев — Национального музея и Музея польского оружия, угрюмые жилые многоэтажки, стоящие вдоль шоссе, наконец, широкая лента реки, лениво катившей свои воды.

Когда автобус переезжал через мост, он вдруг сориентировался, что едет в восточном направлении.

„А ведь я собираюсь посетить, что называется, островок Запада, — весело подумал он. — Пародия на плавание Колумба. Интересно, что я открою?“

На площади Вашингтона, кроме какой-то старушки и пожилого пана с коробкой, в автобус — в последний момент — сели еще двое мужчин среднего возраста. В отличие от других пассажиров, они не взяли билеты и не сели ни на одно из свободных мест, а в небрежных позах встали у касс — в передних и задних дверях — и с каменными лицами стали смотреть в окна.

„Контролеры“, — подумал он. И хотя у него не было причин их бояться — в кармане куртки лежал действующий проездной билет на все виды городского транспорта (он убедился в этом, машинально проверив, на месте ли проездной), — он почувствовал, как напряглось тело и быстрее забилось сердце.

„Ну и чего ты боишься? — уговаривал он сам себя. — Ведь тебе ничего не грозит. А если бы даже грозило, то что с того? Потеряю деньги, заплатив штраф? Можно сразу не платить. Можно потребовать квитанцию на уплату в течение двух недель, а потом годами тянуть время, как большинство поступает. Ну, и что? Стыдно? А чего тут стыдиться? Что я, государство обманываю? Государственное предприятие? А что значит — государственное? Разве оно не наше? А если наше, то какой же здесь обман? Другого можно обмануть, но как обмануть самого себя? Кроме того, разве тот, с кем мы заключили договор (если к нему относиться как к договаривающейся стороне, а не как к самому себе), разве он — Городское автопредприятие — может считаться безупречным партнером, выполняющим все обязательства, которые на себя принял? И разве мы по отношению к нему не обладаем теми же правами, что и он по отношению к нам? Хотя бы правом контролировать его работу — следить за соблюдением расписания, за условиями перевозки пассажиров (особенно в часы пик), проверять квалификацию водителей? Разве он платит штрафы за свой брак: за нарушения расписания, за хронические опоздания? Или компенсацию за нанесение ущерба здоровью пассажиров в результате давки в салоне или травм, полученных от удара внезапно захлопнувшимися дверьми? Не платит ни гроша. Даже вины не чувствует. Платим только мы. Так в чем же дело? Где здесь нарушение или провинность, из-за которых стоило так нервничать? Неравенство перед законом освобождает от правил fair play. Разве мы не находим подтверждение этому на уроках истории и других школьных предметов? Борьба с эксплуататорами справедлива и прогрессивна. Лишить кровососов прав — значит совершить высоконравственный поступок, а не грех. Добиваться справедливости в мире насилия и эксплуатации разрешено любыми способами…“