Читать книгу - "Пасадена - Дэвид Эберсхоф"

Брудер оказался прав, и к первому ноября зарядил дождь, небо стало низким и казалось отражением океана, за два дня дорога, ведущая на холм, превратилась в жидкую грязь. По оросительным каналам бежала грязная вода, взбивая желтую пену, на кухне протекла крыша, а окно у кровати Линды все время запотевало. Однажды утром Линда несла ящик с едой из дома, поскользнулась, выронила его из рук, и на самом краю дороги содержимое глиняного горшка (Роза еще сказала: «Специально для тебя!») досталось койотам. Брудер встретил ее на дороге и открыл над ней зонтик. Грязь пятнами покрыла ее юбку, мокрые волосы облепили лицо. Вот такой — сильной, спокойной — она казалась ему настоящей красавицей; и когда Брудер нужен был Линде больше всего, он представлял себе, как будущее своей могучей рукой сведет их вместе. «Тебе обуться получше надо», — сказал он. В доме он вручил ей коробку из универсального магазина Пасадены; в ней лежали красные резиновые ботики с клетчатой подкладкой, завернутые в бумагу ярко-салатного цвета. Он опустился на колени, вытер ей ноги и помог надеть обнову. Он увидел ботики в витрине, сразу подумал о Линде, и теперь, слушая его, Линда чувствовала смятение в душе. Уперев руки в бока, она прошлась в новых ботиках вверх по дорожке, к дому. Брудер, прислонясь к дверному косяку, смотрел ей вслед и радовался, что угодил своим подарком; Линда сказала, что теперь всю зиму их не снимет, и простодушный Брудер без всякой задней мысли радостно добавил:

— Я и Розе такие же купил.

— Розе?

Брудер не заметил, каким колючим стал взгляд Линды; не увидел он и того, как от ревности она сжала кулаки. Она сказала, что занята и ей пора на кухню. Она спокойно попрощалась с ним, Брудер опять не разглядел ее эмоций и ушел в полной уверенности — свойственной таким молодым людям, как он, — что доставил двум девушкам пусть маленькую, но радость; чем больше он думал, что общего между Розой и Линдой, тем больше находил в них похожего.

«Почему Брудер совсем меня не понимает?» Ворочаясь в кровати, Линда снова и снова задавала себе этот вопрос, но ему самому ничего подобного в голову не приходило. Если бы он взял на себя труд подумать, то понял бы, что уже давно привык ожидать от людей простых, прямых высказываний — что на уме, то и на языке. Пока он рос, миссис Баннинг, втягивая щеки, повторяла: «Иногда мне кажется, у тебя с головой не все в порядке». А дети в охотничьем клубе «Долина» кричали обидную дразнилку в окно кухни, где Брудер потел, давя бананы для пирога «Пища ангела»: «Ой, ой, Брудер дурак немой!» Роза, женщина молодая, но мудрая, не раз говорила, осторожно прижимаясь к нему: «Просто не знаю, что бы я делала без такого друга, как ты». Отношения с Розой были ближе всего к тому, что он называл дружбой; Роза знала, о чем он мечтает — жениться на Линде и построить себе небольшой дом на другом краю апельсиновой рощи, и, когда она спросила его, позволит ли ему это капитан Пур, Брудер ответил: «А куда он денется?» Он, конечно, не мог видеть себя со стороны, но было так — рядом с Линдой его сердце становилось таким же непонятным, как и ее. Дело было в том, что Брудер ясно видел простые мотивы, понимал, что хорошего и что плохого в любом человеке в мире, кроме Линды и себя самого. Роза сказала ему: «Это и есть любовь», а Брудер ответил: «Не хотел бы я этого знать».

Но когда через два дня дождь перестал, Брудеру стало некогда ломать голову над деликатными сердечными тайнами. Он был человек рабочий, и ему нужно было работать, хотя трудился он не просто за еду и плату. На ранчо потянулись рабочие-сезонники — высокие и низенькие мальчишки, все с еле заметным пушком на щеках и в залатанных полотняных штанах. Все они не больше года как вышли из сиротских приютов в Текате, Мехикали и других городках вдоль по Рио-Гранде; они бродили по плодородной Калифорнии с севера на юг — с апельсиновых рощ и салатных полей на сбор земляники и белого винограда, по молодости с благодарностью брались за любую работу и готовы были спать где угодно — хоть на полу. Они приезжали на ранчо Пасадена в фургоне Хартса и Слая, который подбирал их на Раймонд-стрит-стейшн. У каждого был тощий мешок с одеялом, пончо, перчатками для работы, запасными носками и всякими мелкими вещами, которые в память о родителях заботливо хранили монахини. Это все были подростки от четырнадцати до шестнадцати лет, с покрытыми первым пушком щеками, едва заметными адамовыми яблоками, редкими волосами на впалой груди. Кое-кто работал в Пасадене в прошлом году, но большинство были новичками, и Хартс со Слаем два дня объясняли им, как правильно собирать урожай, а Брудер тем временем шарил по их мешкам — не привез ли кто с собой нож или, того хуже, ружье. Один такой прятал охотничий нож в кальсонах; Брудер нашел его во время обыска и забрал себе, а неудачливого владельца проводил до ворот Пасадены, дал серебряный доллар и отправил на все четыре стороны.

В этом году в сезонники нанялись совсем молодые мальчишки, и Брудер переживал, что они ничего не умеют. Из-за этого он даже прервал Уиллиса и Лолли, игравших на террасе в нарды. Он подошел к ним со словами, что на ранчо нужны работники получше. «Да не бери в голову», — отмахнулся Уиллис. Но Лолли пропищала своим тонким голоском:

— Что ты, Уиллис? А может быть, он прав?

В первые же дни Брудер начал учить своих новобранцев. Он взял в руку длинную бамбуковую палку и спросил:

— Кто-нибудь знает, что это такое?

Все отрицательно закачали головами, и Брудер продолжил:

— Это называется фонарный столб. После того как вы оборвете дерево, я подхожу и проверяю, не ли на нем апельсинов. Когда они остаются, их сразу видно — светятся как фонари. Если замечу хотя бы штуки три — верну и заставлю доделывать работу.

Мальчишки сидели на корточках, широко расставив покрытые волосками колени, и каждый думал, что сезон пройдет хорошо, если получится держаться подальше от Брудера. А когда появился капитан Пур — в накрахмаленном воротничке, с блестящими золотыми волосами и с медалью на груди, — они вообразили, что он кормил бы их получше и платил побольше, если бы этот противный старый Брудер ему не запретил. Мальчишки были еще подростками, в Пасадене оказались в первый раз и свежими глазами ясно видели, как идут здесь дела, — им, по крайней мере, так казалось.