Читать книгу - "Право на безумие - Аякко Стамм"

– Что случилось, Аскольд? – спросил Берзин настороженно.

По тону, по дрожанию голоса, по какой-то обречённости пауз Пётр Андреевич почувствовал, что произошло нечто серьёзное. Даже не просто серьёзное, а очень серьёзное. Он давно уже знал Богатова и научился хотя бы по мелким, едва уловимым интонациям распознавать настроение своего водителя… и в какой-то степени друга. Они много времени проводили вместе, tet-a-tet, в замкнутом пространстве автомобиля, – и пять лет такого опыта не могли не сказаться на прозрачности их взаимоотношений. Хотя и без фамильярностей, в строгом соблюдении субординации.

– Нури… погибла… Её убили… – через телефонную трубку явно ощущалось, как комок подкатил к горлу Аскольда и мешал говорить. Он еле выдавливал из себя слова. Они казались безликими, пресными, дежурными,… но в каждом звуке голоса кричала боль, коматозное бессилие и немое отчаяние.

– Как это… убили? – такая мысль никак не вписывалась в сознание, не сочеталась с образами Аскольда и Нури, была совершенно чужеродной, отторгаемой всеми силами душевного иммунитета. – Аскольд, ты что, пьян?!

– Меня подозревают… Они думают, что это я… убил…

– Стоп! Кто, они? Тебя задержали? Ты где сейчас? Откуда звонишь? – Пётр Андреевич сразу взял себя в руки. И хотя известие о гибели Нури прозвучало, как гром среди ясного неба, ошеломило его, но профессиональная выдержка, умение рассуждать быстро и трезво в любых условиях включились сразу же, автоматически. Берзин понимал, что сейчас Аскольду не хватает именно таких качеств, и рядом должен быть человек, обладающий ими вполне. Откровенно говоря, в эту минуту он вовсе не ощущал себя адвокатом в этом деле, Богатов никак не виделся ему в качестве клиента. Но присутствие рядом друга, способного помочь, поддержать и подсказать, казалось ему сейчас необходимым.

– Я дома… Но тут полиция… следователь… меня хотят арестовать… – Аскольд говорил как-то безразлично, отстранённо, будто речь шла не о нём, а о ком-то чужом, постороннем, к гибели Нюры не имеющем никакого отношения и поэтому Богатову сейчас вовсе не интересном.

– Так… Понятно… Слушай меня внимательно и запоминай крепко. Как Отче Наш запоминай и исполняй в точности. Ничего не предпринимать! Ничего не рассказывать! А главное, ничего не подписывать! Тебя повезут сначала в прокуратуру, потом уже в СИЗО[73]. Не сопротивляйся! Не пытайся бежать! Этим ты всё только усложнишь. Аскольд, ты хорошо меня понял? Ты слышишь меня вообще?

– Понял, Пётр Андреич. Понял… А… а что теперь будет? – спокойный, выдержанный тон Берзина, его чёткие, конкретные указания несколько всколыхнули Аскольда, вернули ему всегдашнюю способность думать. И он впервые подумал о возможном будущем, почувствовал его шершавую холодную близость, не умозрительную, не литературно-детективную, а всамделишную, реальную.

– Всё будет хорошо! Не раскисай! Я скоро приеду! – чётко, строго, как отрезал Пётр Андреевич. Но именно такой тон способен был сейчас успокоить Богатова, вернуть ему себя самого. А в этом он нуждался теперь гораздо более чем в утешениях, сочувствиях и пожеланиях успеха.

– Спасибо, Пёрт Андреич… Я жду вас… Я вас очень жду…

Аскольд отключил мобильник и машинально сунул в карман брюк.