Читать книгу - "Попугаи с площади Ареццо - Эрик-Эмманюэль Шмитт"

— Какой придурок…

Врач подошел к нему и похлопал по плечу:

— Успокойтесь, я уже привык, что со мной разговаривают, как будто я окошечко в «страховом столе», а не живой человек. Будьте мужественны, Виктор. Расскажите обо всем женщине, которую вы любите.

Всю следующую неделю после этого разговора Виктор не мог последовать совету врача: рядом с Оксаной он пытался свыкнуться с мыслью, что когда-нибудь скажет ей. Иногда правда казалась ему смертным приговором, а в другие минуты — прелюдией к их счастью.

С тех пор как в кафе на площади Брюгмана их сразила любовь с первого взгляда, отношения Оксаны и Виктора развивались со страшной скоростью. Хотя манекенщица сохранила за собой номер в отеле, она не покидала квартиры студента и радостно делала все новые открытия. Кроме удовольствия, она испытывала еще и удивление: впервые она не стала сопротивляться ухаживанию мужчины, а осталась с ним в первый же вечер. Прежде она всегда тянула с ответом, придумывала всякие отговорки — из приличия, из осторожности или чтобы проверить свой собственный настрой. А с Виктором смутное предчувствие шепнуло ей, что если она не согласится, чтобы он сжал ее в объятиях через несколько часов после знакомства, этого уже никогда не будет. Этот юноша был напряжен, его обуревало что-то неотложное, какое-то нетерпение, тревожная жадность, и тут не было ничего похожего на обычные эгоизм и похоть самцов.

Оксана никогда еще не была так счастлива, как в этой тесной мансарде, напоминавшей ей чердак в доме ее деда и бабушки во Львове, где она чувствовала себя в безопасности: от неба ее там защищала крыша, от людей — высота, а от реальности — мечты. Сидя по-турецки на его кровати, она читала романы с его книжной полки в покое и беззаботности. Что лучше поможет проникнуть в мир другого человека, чем его библиотека? Жюль Верн, в которого она и не заглядывала в детстве, соседствовал здесь с Конрадом, Стивенсоном, Монье и Хемингуэем. Ей этот выбор книг показался совершенно мальчишеским, в нем отражался образ Виктора-путешественника, который складывался у нее из фотографий на стенах; в подборе книг было столько мужского, что, открывая их, она как будто ощущала аромат своего возлюбленного, запах потертой кожи и свежескошенной травы.

То, как неожиданно Оксана обосновалась в его квартирке, очаровало Виктора. Он смотрел, как она сидит на кровати, сияющая, погруженная в чтение, прихватив мягкие волосы черепаховой заколкой, и был счастлив. Чтобы вспомнить, когда ему уже случалось испытывать такую полноту чувств, пришлось бы вернуться в детство: там он, восьмилетний, любовался, как купленный ему Батистом котенок подставляет солнечным лучам свое беленькое пушистое пузико.

Если верить Виктору, Оксана — языческая богиня, обладающая властью поглощать время. Рядом с ней прошлого не существовало, будущего тоже; все концентрировалось в сияющем, полнокровном настоящем. Поскольку ему не удавалось отстраниться и взглянуть на нее критически, он забывал о ее прошлых приключениях и думал только о завтрашнем дне. Но мысль его могла забежать вперед максимум на полчаса: он задумывался, что бы ему приготовить и на какой фильм им лучше отправиться в кино.

Разделив жизнь студента, Оксана обнаружила, что она еще молода. Ей было столько же, сколько Виктору: двадцать лет. Она несколько лет была манекенщицей, привыкла зарабатывать, вращаясь в агрессивной профессиональной среде, и утратила свежесть, причем не только потому, что у нее было много любовников старше ее. Часто, думая о трудностях своего ремесла, она ощущала себя поблекшей и разочарованной; хуже того, поскольку ей приходилось участвовать в кастингах вместе с пятнадцатилетними девочками, в глазах которых она выглядела старухой, она уже мысленно отправила себя на пенсию. Виктор вернул ей свежесть чувств своей страстью, своим восторгом, братской простотой обращения и еще тем, что уже много лет учился, убежденный, что, когда он получит свои дипломы, перед ним откроется большое будущее. Так вот что такое, оказывается, молодость: топтаться на месте в начале стартовой дорожки.

— А чем бы мне заняться, когда я уже выйду из модельного возраста?

Виктор покатился со смеху:

— Прости, меня рассмешило это выражение. Как «выйти из ясельного возраста» или «из детского возраста».

— Ты презираешь мою работу?

— Что ты, Оксана, нисколько! Просто это моя слабость — смеяться над словами.

— Ладно, тогда побудь минутку серьезным: все-таки чем бы мне заняться, когда я уже перестану быть моделью?

— Ответ на этот вопрос знаешь только ты сама. Что тебе нравится?

— Кроме тебя?

— Кроме меня.

— Ты.

— А еще?

— Ты.

Он перепрыгнул со стула на кровать — а прыгать было не слишком далеко — и покрыл лицо подруги поцелуями.

— Я жду ответа, Оксана.

— Давай подумаем, какие у меня достоинства. Я знаю несколько языков. Переводчица?

— А тебе этого хочется?

— Я бы это могла.

— Оксана, ты отвечаешь не на тот вопрос: а чего тебе хочется? Ты думаешь, я изучаю право, потому что просто мог бы этим заниматься? Нет. Я это делаю, чтобы потом наняться на работу в гуманитарную миссию или в международный суд. И важно здесь только одно — чего мы хотим. А потом надо пытаться добиться того, чего мы хотим.

До этого момента Оксана считала, что человек всегда перебивается как придется: сегодня она зарабатывает, продавая свою красоту, завтра будет выпутываться, обратив в деньги свои лингвистические познания; жить для нее означало выживать, и ничего другого. Слушая, как Виктор рассказывает о своих планах стать адвокатом по крупным делам, она обнаружила, что можно придать своему существованию какой-то смысл.

У Виктора пока не получилось рассказать Оксане всю правду, но ему казалось, что если он познакомит свою невесту с дядей, это ему поможет. Чем ближе они будут, тем явственней он почувствует, что обязан быть с ней искренним.

Он рассказал подруге то, что скрывал от своих товарищей, — что он родственник Батиста Монье, известного писателя. Оксана только что прочла несколько его романов, так что эта новость ее потрясла, и она даже не сразу ему поверила.

— Нет, правда, Оксана, ты что, считаешь меня вруном?

— Нет, конечно. Прости. Просто, оказывается, я думала, что крупный писатель — это всегда мертвый писатель.

— Для меня Батист — прежде всего мой дядя. Когда я был подростком, я даже отказывался читать его книги. Потому что его роман мог купить каждый, и мне казалось, что он будет принадлежать мне больше, если я не стану его читать.

Виктор зашел к Батисту без предупреждения. Дверь ему открыла светловолосая женщина с лучезарной улыбкой, и это сбило его с толку.

— Э-э-э… здравствуйте, я Виктор, племянник…

— Виктор, тот самый Виктор, о котором так часто говорит Батист?

— Э-э-э…