Читать книгу - "Принц Модильяни - Анджело Лонгони"

Где я нахожусь? Где я был? Я ничего не вижу, только темноту.

Я слышу незнакомые голоса вдалеке, они неотчетливые, но определенно мужские.

Я пытаюсь пошевелиться. Руками нащупываю и сжимаю ткань. Что ж, по крайней мере, я жив, раз у меня есть физические ощущения и я способен осознать свое тело. Вот правая рука, вот левая. Голова, да, голова тоже, поскольку в области затылка я чувствую боль. Шея; в ней я тоже ощущаю боль.

Я пытаюсь понять, что случилось, восстановить в памяти произошедшее. Нет, не получается. Я устал, нужно поспать. Тяжелый, но необходимый сон, который меня возродит. Было бы чудесно вновь родиться заново, быть собой же, но другим. Снова возвращаются тишина и темнота. Я проваливаюсь туда, где нет снов.

Я снова пробуждаюсь. Рядом со мной кто-то есть, я чувствую руку. Кожа прохладная – вероятно, после холодного уличного воздуха. Или она была в воде только что.

Это женская рука – кожа гладкая, мягкая. Так было всегда, я знал, что в момент пробуждения эта рука всегда будет рядом с моей. Рука моей матери. Оправиться от лихорадки означало ощутить непосредственный контакт с ней и с жизнью. Это был возврат из небытия, о котором мне сообщали как о страдании, но которое я почти никогда не помнил. Бодрствовать – с кашлем и болью – было хуже. В кругу семьи никто не говорил о том, что происходило, когда я терял сознание.

Я сосредоточиваюсь на звуках, шуме, голосах. Пытаюсь пошевелиться. У меня все болит: голова, кости, ноги, руки. Движение пробудило боль, и сейчас я ощущаю полностью все тело. Я сжимаю руку и слышу женский голос:

– Амедео…

Я пытаюсь открыть глаза, но веки не слушаются.

– Амедео, ты меня слышишь?

Я концентрируюсь и делаю нечеловеческое усилие, чтобы открыть глаза.

Ослепительный дневной свет, проникая в окно, освещает женскую фигуру.

– Амедео, ты меня узнаешь?

– Кики…

Я понимаю, что говорю еле слышно.

– Как ты?

Кики заливается своим чудесным смехом.

– Как я? Ты возвращаешься с того света и спрашиваешь, как я? Моди, ты в самом деле принц. Ты уже почти неделю в таком состоянии: то просыпаешься, то засыпаешь. Ты ничего не помнишь? Жар, пот, озноб. Ты дрожал и что-то говорил, бредил, произносил имена многих людей. Я ничего не понимала. К счастью, пришел доктор Александр. Он дал тебе лекарства. Потом мы по очереди дежурили.

– Кто?

– Мануэль, Джино, Бранкузи. Приходил и Морис, но я его застала спящим вместе с тобой в кровати – и сказала, чтоб он больше не появлялся.

Я благодарно киваю.

– Доктор Александр постоянно приходил, он был очень обеспокоен. Он сказал следить, чтобы ты был укрыт, и не давать тебе переохлаждаться.

Я улыбаюсь в знак признательности. Кики трогает мой лоб.

– Сейчас ты не такой горячий, температура спала. Попробуй попить.

Кики берет стакан воды и помогает мне поднять голову; я пью мелкими глотками, последний глоток оказывается лишним, я поперхнулся и закашлялся. Это грудной кашель, практически кавернозный. Я хорошо знаю этот кашель, о котором почти забыл, поскольку он не проявлялся много лет.

– Амедео, прости, мне жаль… Это моя вина.

Я отрицательно качаю головой, потом падаю на кровать и продолжаю кашлять. Кики очень обеспокоена.

– С тобой такое уже случалось?

Я ей лгу и говорю «нет». Прохладная и мягкая рука Кики соприкасается с моей, и я отдаюсь во власть сна. Я не могу сопротивляться.

Я знал, что рано или поздно болезнь вернется, – и вот она застала меня врасплох. Она подкралась на цыпочках, без предупреждения; я не был к этому готов.

Я открываю глаза – и вижу, что за мной наблюдает Поль Александр. Мы смотрим друг на друга несколько долгих секунд. Он врач, и я знаю, что врать ему нет смысла. Наше молчание красноречиво.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отвратительно.

Он улыбается и садится на мою кровать. Он пристально смотрит на меня, словно в ожидании признания. Признание уже есть в самом молчании.

– Сколько это длится?

Я благодарен ему, что он сразу перешел к делу.

– Так было всегда.

Он кивает и обдумывает мой ответ.

– Почему ты мне не сказал?

– Я уехал из Ливорно, чтобы никому ничего не говорить.

– Я – врач. Моя профессия накладывает обязательства, одно из которых – конфиденциальность. Ты мог довериться мне.

– Мне стыдно.

– Тебе стыдно из-за самой распространенной в мире болезни?

– Да.

– Как долго у тебя не было симптомов?

– Несколько лет.

– Это хорошо. Это означает, что у тебя не агрессивная фаза с частыми рецидивами. Но тебе нужно отдыхать, хорошо питаться и поехать на море.

– Ты хочешь меня выгнать?

– Не говори глупостей.

– Я не хочу возвращаться в Ливорно.

– Ты вернешься ненадолго.

– Поль…

– Тебе нужно восстановиться. Тебе нужен морской воздух и здоровый образ жизни. Туберкулез неизлечим, ему можно противостоять, только избегая изнурения. В последнее время ты делал вещи, которые не должен был делать.

Он прав. Усилия, приложенные для перемещения пяти скульптурных голов, могли стать причиной рецидива. Физическое напряжение, пот, холод. Все это обратилось против моего здоровья. Я просто идиот.

– Амедео, ты меня слушаешь? Сейчас мы постараемся поставить тебя на ноги, а потом ты поедешь провести какое-то время со своей семьей.

– Поль…

– Я не спрашиваю твоего мнения. Я говорю тебе это не как друг и даже не как продавец картин. Это предписание врача.

– А что насчет этой комнаты?

– Никто ее не займет, она твоя. Когда ты вернешься, то найдешь ее в том же состоянии. Морской воздух, здоровый образ жизни, хорошее питание. Это просто отпуск.

Я не могу возражать и знаю, что Поль прав. Он улыбается.

– Я тебе уже говорил: ты многое не рассказываешь. Помнишь?

– Да, помню.

– Как видишь, теперь мы разделяем твой секрет. В Париже никто никогда ничего от меня не узнает. Можешь на это рассчитывать.

Я опускаю взгляд и чувствую себя оголенным.