Читать книгу - "Вот оно, счастье - Найлл Уильямз"

– Ну?

– Ну.

– Выкладывай.

Мой подъем по лестнице разбудил его. Он оперся на локоть, чтобы поглядеть на меня, хотя комната пребывала в благословенной тьме.

– Хорошо?

– Да.

– Хорошо.

Мгновенье спустя:

– Рубашка?

Должно быть, я как-то дал понять, что она оказалась кстати.

– Так и знал. – Раздался тихий смешок, начавшийся у него в носу, но вырвавшийся из своего узилища, и вскоре он уже сотрясал Кристи грудь, его счастье за меня – белые перышки в темноте, разлетавшиеся повсюду.

Я собрался было выбраться из рубашки, но Чарли была в ней цепким запахом духов, и я остался в рубашке, лег в ней в постель.

– Софи Трой, – радостно и старательно выговорил Кристи в тростниковый сумрак. – Софи Трой. Какое красивое имя.

* * *

Чем Кристи занимался, покинув наш дом поутру, я числил в смутной категории “работа”. Он бродил по приходу с подписным листом, пытаясь обуздать оставшихся уклонистов и уладить все для гладкой работы бригад на землях, размеченных Государством. Это я знал, но когда он возвращался домой, то никаких баек не рассказывал, а если мы отправлялись вечером на велосипедах, работу изгоняли из разговоров усилия на холмистых склонах и надежда услышать легендарную музыку. Теперь, когда столбы соединили проводами и по крайней мере вид у прихода сделался электрифицированный, я понимал, что время Кристи у нас близится к концу. И был в этом кислый привкус неудачи. Водилось во мне классическое нетерпение тех юнцов, кто желает от жизни большего, не сознавая пока, что большее тем самым и создается. О том большем, чего хотел, я уже говорил, но между Кристи и Анни Муни была история разлуки, и после вечера с Чарли Трой я частично утратил уверенность, что две линии можно соединить, а любовь – постичь.

Чем Кристи на самом деле занимался в те дни, я узнаю лишь после того, как он уедет.

В чистилище, каким стало ожидание следующей пятницы, я следовал режиму духовно безответных: мало ел и удалялся на долгие, осиянные солнцем прогулки вдоль сверкавшей реки, крутя в голове доводы в защиту и входя в трудные переговоры между нравственностью и желанием. Неувязка состояла в том, что Чарли Трой не заместила в моем обожании Софи – она к Софи присоединилась.

Я решил, что влюблен в обеих.

Как-то раз к вечеру, изнуренный немыми беседами с собственными самостями, я взобрался наверх и обнаружил на постели скрипичный футляр. Моим заживавшим запястьям требовалась практика, заявил Кристи, и я знал, что это он достал мою скрипку. Я вынес ее во двор и после неизбежных мук настройки освежил в памяти что-то из рилов детства. Получалось у меня так себе, имейте в виду. Совсем так себе. Но игре моей шло на пользу, что ее никто не слышит. Связки в запястьях ныли, но ныли приятно. Пусть мелодия была простая и незамысловатая, ее б освоил и шестилетка, играть ее – словно мелодический билет в иные края. Поначалу ты всего лишь слуга со склоненным набок подбородком, подчиняешься инструменту, какой возвращает тебе лишь твои же неблагозвучия и неумелости. Смотришь на свои пальцы и изо всех сил желаешь им оказываться там, куда они не достигают из-за жесткости или медлительности, гриф скрипки слишком узок, а смычок – плод капризных измышлений. Но постепенно, так постепенно, что необходимо новое определение этого слова, рождалась музыка. Она шла сквозь тебя, и возникало, видимо, нечто подобное высвобождению, и вскоре само это высвобождение становилось целью, а повторение и ритм – страстью. И вот ты уже оказывался на чердаке детской памяти, где спрашивал: А как вон та мелодия играется? – и после уже становился тем парнягой, что сидит в саду у твоих прародителей и играет на скрипке добытую музыку, живя в страданиях собственного сердца и избегая их.