Читать книгу - "Коммуна, или Студенческий роман - Татьяна Соломатина"

Пока Полина раздумывала, откуда-то с потолка спрыгнула молчаливая тень.

«Ещё одна?!.»

Но это был Тигр. А крысы как и не бывало. Видимо, она спряталась в том самом – в очень ближайшем времени.

Минуту спустя Тигр расхаживал по кухонному столу и нервно шипел: «Чёрт! Чёрт-чёрт!!! Какой я нерасторопный!»

– Тигр! – удивлялась Поля. – Что ты здесь делаешь и как ты сюда попал?!

– Мрррррр! – тарахтел Тигр в ответ, прикидываясь ласковым неразумным комочком. Ну не признаваться же своему человеку в том, что на элементарную крысу умения не хватило. А в таких случаях лучше немедленно стать пуси-кэтом, и пусть носят на ручках и уговаривают, да…

Так вот, всё ближайшее время Полины Романовой было заполнено учёбой, работой, сумбуром, попытками сосредоточиться (неудачными), желанием разобраться, кто кому кто (неэффективным). Экзаменами-госами! Дезрастворами, швабрами, тряпками, ампутированными конечностями – на работе!!! Тамарой, Тонькой, дворником Козецким, ответственной «квартиро-падлой Нелькой», преподавателями, преподавателями, преподавателями. Зачётами, зачётами, зачётами. Разговорами с Примусом где угодно («о чём?!»). Молчанием с Кротким на парапетах («зачем?!»). Не забыть покормить Тигра («кстати, где он?!»). Не забыть вынести дохлую крысу на помойку («откуда она взялась здесь, на матрасе?!»). Симе – конфету! «Тонька, отстань, я только пришла!.. Да-да, только пришла и хотела втихаря сожрать эту пиццу!» Преферанс чередовался с изучением пирамидальных путей, работа – с клеванием носом в параграф о гистологии яичников. Мини-роман с Серёжей, отремонтировавшим и принёсшим сумку, – с романом средней тяжести с таким взрослым и, слава богу, частенько занятым Глебом. Вот таким приблизительно незатейливым образом «ближайшее время» безжалостно пожирало вечно текущую жизнь.

– Прогуляемся спокойно? – как-то апрельским вечером спросил Примус. Они вышли из анатомического корпуса не совсем затемно, да и темнеет в апреле уже не так рано. – Просто прогуляемся, местами даже молча. И медленно!

– Ладно.

Они неспешно вышли на Комсомольский бульвар. Медленно миновали Тёщин мост, подошли к Дюку…

– Взвесишься?! – предложил Примус, увидев уличные весы с прилагающейся к ним неопрятной тёткой.

– Зачем?!

– Мне интересно, сколько в тебе килограммов.

– Ладно, давай!

Примус церемонно уплатил десять копеек. Тётка, деловито нахмурившись, потолкала верхнюю – килограммовую – и нижнюю – граммовую – гирьки туда-сюда, дождалась баланса и объявила:

– Сорок семь килограммов двести граммов!

– Угу. Минус куртка, ботинки и трусы будет сорок шесть, спасибо! – вежливо поклонился тётке Примус. – Пошли, любимая, присядем на скамейку.

Они уселись в тени только-только выпустивших свежие клейкие листики каштанов.

– Скажи, дорогая, когда у тебя последний раз были месячные? – осведомился Примус с таким выражением лица, что никак нельзя было понять, это он так хитромудро ёрничает или вполне серьёзен.

– Недавно! И ты что, решил моим личным акушером-гинекологом заделаться? Что за дурацкие, прости, вопросы? – возмутилась Полина. – Или ты беспокоишься, не беременная ли я?

– Как раз нет. Я беспокоюсь, сможешь ли ты забеременеть в дальнейшем. Потому что то, к чему ты уже очень близка, называется анорексия. А при анорексии, уважаемая студентка медицинского института, нарушается нормальная периодичная цикличность нормального женского организма!

– Вот и хорошо. Меньше неудобств. А детей я и вовсе не хочу! – пробурчала в ответ Полина.

– Твой образ жизни сильно нездоров. И только молодость позволяет тебе переносить подобные физические нагрузки вкупе с психоэмоциональным напряжением.

– Тоже мне, старик нашёлся! Ты решил пригласить меня спокойно прогуляться, чтобы прочитать мне мораль?

– Да. – Он замолчал.

Полине ничего не оставалось, как рассмеяться.

– На самом деле ты хотела меня послать. И сказать мне гадость. Но рассмеялась. Ты стала сдерживать себя. Это для тебя неестественно. Вот об этом я и говорю.

– Ой, Лёшка! Можно подумать, ты живёшь как-то иначе. Ты так же учишься – и куда больше, чем я. Ты работаешь. И куда тяжелее, чем я. Ты как минимум раз в неделю принимаешь участие в преферансе, и так далее, и тому подобное.

– Да, но я не девушка.

– Ой! Уважаемый студент медицинского института, вам ли не знать, что женские особи выносливее мужских. И если вдруг чего – то не исчезают с лица земли, а вообще – могут размножаться партеногенезом! – в тон ему подхватила Полина. – Раз уж ты озаботился возможными проблемами моего репродуктивного здоровья. И к тому же ты живёшь в общаге, а я всё-таки в отдельной комнате!

– Ага. Только что-то твоя «отдельная комната» слишком напоминает общагу. С той только разницей, что в общаге я могу кого угодно и когда угодно послать. А ты – нет. Как-то так вышло, что твои дорогие и прекрасные соседи и друзья просто выжили тебя из твоей «отдельной комнаты», превратив её в некое подобие салона для журфиксов, курительной комнаты, ломберного столика и просто прогулочной палубы. Тебе надо больше отдыхать. Кстати, о прогулочных палубах. Как там Глеб?

– Глеб там нормально.

– А как там рыцарь Сергей, явно в тебя влюблённый по самые уши?

– И рыцарь Сергей там нормально.

– Ясно. «Карты к орденам»[40]. Особо распространяться не хотим. Вам, Алексей Евграфов, отведена роль пажа, вот и довольствуйтесь. А куда не следует – нос не суйте. Нет-нет, я не обижаюсь. Всё в порядке.

– Лёш, перестань. Я не обижаю тебя, и нос можешь совать куда угодно. Просто особо некуда тебе его совать. С этим Сергеем мы пару раз прогулялись по морвокзалу. И ещё пару раз он меня проводил на работу. Приятный парень. С Глебом всё так, как с Глебом.

Да. С Глебом всё было так, как с Глебом. Это был единственный мужчина, с которым у Полины были полноценные отношения. Если считать критерием полноценности сексуальную компоненту. К тому же Глеб ей очень нравился. Как минимум тем, что он чаще остальных был занят не ею, а работой и всеми остальными составляющими своей очень взрослой жизни. В те редкие моменты, когда он появлялся на её карточной, задымлённой, гомонящей территории, дворник Владимир, принимая у него пакеты с заморской снедью, бутылками и сигаретами (да-да, в этой «отдельной комнате» и он уже был кем-то вроде распорядителя), немедленно декламировал из Саши Чёрного:

У двух проституток сидят гимназисты:

Дудиленко, Барсов и Блок.

На Маше – персидская шаль и монисто,