Читать книгу - "Вечная полночь - Джерри Стал"

Понятное дело, из офиса Дэйва мне даже не потрудились позвонить. (Никогда не знаешь, удастся ли что-нибудь словить по телефону.) Я слышал из третьих рук, quel surprise[49], что народ из «Пикса» особо не удивился. Честно говоря, они настолько не удивились, что Тони Кранц по кличке «сын Юдифи», человек Линча в КАТР все же отзвонил моему агенту и поставил его раком за то, что он порекомендовал им в первую очередь такого непрофессионального кретина, как я. Мой агент списал меня на фиг, и весь следующий сезон «Эмми» мне даже не светила.

* * *

Это могла оказаться та голая девятнадцатилетняя, тощая, как скелет, клубничка Рулина, чью шоколадную кожу покрывали алые, размером с дайм ссадины из-за непрерывных почесываний, побочного эффекта десяти дней на кокаиновом крэке, она делала минеты на улице, чтоб ее трубка не пустела. Или тот БАБАХ! — жуткий, зубодробительный выстрел прямо пред тем, как вылетело заднее стекло из моего «Кадиллака». Несколько недель этот грохот не умолкал у меня в башке, и точно так же я не мог стряхнуть омерзительный образ Рулины, отсасывающей мне член в промежутках между вмазками, точно так же не мог сдержать трясучку во всем теле — опасные пограничные конвульсии, нападавшие на меня с пугающей частотой — точно так же я не мог спастись от плотоядных карликов, дразнивших меня из углов замызганных номеров мотелей или лиц в зеркале заднего обзора, кудахчущих теней, преследовавших меня неотступно.

Должно быть, это что-то из тех вещей. Не так, что ты вдруг оглянешься и обозначишь момент, когда пересек черту. Кто может с точностью воспроизвести, что толкнуло их через зыбкую грань, отделяющую Нормальное Поведение от Безумия, Аномалии, Преступления или даже худшего? И когда они понимают, что очутились по Ту Сторону?

Могу лишь сказать с уверенностью, что в определенный момент я огляделся и понял, что, кажется, больше не живу в собственной квартире. Однако не возьмусь точно утверждать, что конкретно я все-таки жил. Непонятным образом я законтачил с одним крэковым по имени Сэмми, негром, только что вышедшим из окружной тюрьмы. Я знал это потому, что он продолжал носить на запястье пластмассовый знак, какой там выдают. Но остальное мне по большому счету неизвестно.

В одно утро я карабкался вниз с Алварадо, когда этот коварный тип присоседился и пробурчал что-то про где можно нарыть офигительной отравы. Что, насколько я понимаю, он и сделал. Поскольку следующее, что я вспоминаю, это уже далеко не утро. Ночь. Того же или следующего дня. И я, Сэмми и Рулина, истекая потом в «Сесил-отеле» в нижней части города, соображаем, как бы без денег добыть крэка.

Наверно, Сэмми сказал, что он кого-то знает. Потом мы попадаем примерно в Южный Центр, чья-то детская рука в окне, я зажимаю в кулаке горсть крэка, и нога Сэмми вдруг резко опускается на мою, стоящую на педали газа. Люди вопят, машина срывается с места, чуть не оторвав ребенку руку, а я стараюсь не вписаться в припаркованные машины, как вдруг этот оглушительный БА-БАХ и ливень осколков орошает мне затылок.

Потом снова мотели. Снова отобранный крэк. Приступы озноба. Где нахожусь — без понятий. Охуеваю со страшной скоростью так, что не успеваю задуматься… Вот к чему мы пришли.

В тумане безумия я случайно забрел на встречу с психиатром. Я общался с наркологом во вторую отлежку в «Седарс», передознувшись на свой день рождения. Я зарядил семь граммов кокса и герыча и все же симулировать получалось только головную боль. Выяснилось — моя злосчастная судьба — у меня случился мерзкий приступ флебита. Обе руки раздуло до размеров пожарных кранов и настолько забило тромбами, что порошок никоим образом не попал бы в мозг.

Про отлежку в больнице помню только, как какой-то похожий на Джона Кэррэдина врач, возвышающийся над столом в приемной, объявил замогильным голосом, что «с руками придется проститься». К счастью, ампутаторы передумали. Я провалялся в палате три недели и, когда вышел, все еще мог аплодировать.

Больше воспоминаний про госпитализацию не осталось, за исключением одного счастливого стечения обстоятельств: я затусовался с доктором Бобом.

Боб Юркович — или доктор Боб, как он предпочитал, чтобы его называли — был долговязым психиатром, на год моложе меня, специализирующимся на наркоманах. Он посадил меня на прозак и доксепин, отчаянное фармацевтическое средство для восполнения серотонина в непрочной и перевозбужденной черепной коробке. В моем случае все нейротрансмиттеры были сожжены кокаиновым инвентором. Но медикаменты не главное. Главное — последующие старания доктора Б. Каким-то образом, продолжая свое нисходящее движение по спирали, я успевал попасть только, может, на один из четырех приемов. Пока однажды, после моего очередного изложения бессвязной саги о мотелях, «Кадиллаках», герыче, крэке, злобных пигмеях и прочих своих обычных подозрительных элементах, мой друг доктор вдруг посмотрел на меня, развел руками и сообщил свое авторитетное психиатрическое мнение.

— Ты своей герой выебан и высушен, — сказал он.

Тут же, пока я не начал оспаривать очевидное, он выложил мне остальное. «Не вижу смысла продолжать курс терапии. Своим образом жизни вы себя погубите, кого-нибудь убьете или, при удачном стечении обстоятельств, в конечном счете попадете в какое-нибудь заведение. Если повезет, — развивал он свою мысль, — то не в тюрьму. Поэтому отправляйтесь в Аризону».

Где-то, подумал я, я пропустил какой-то переход — в те дни я пропускал много связующих звеньев — но оказалось, я все услышал правильно. Либо через два дня я отправляюсь куда-то под названием Долина Прогресса в прекрасном городке Феникс, либо врач умывает руки.

— Вы имеете в виду, — запротестовал я, — что собираетесь послать меня в что-то типа «дороги к дому»? С постоянным проживанием?

Я начал было ныть, что такие штуки придуманы для неудачников, но даже в своем нынешнем состоянии под крэком я почувствовал, что мои контрдоказательства несколько натянуты.

— Именно это я и имею в виду, — подтвердил он. — И не говорите мне, что у вас нет времени.

Он подловил меня. В прошлый раз я не мог не сказать ему, что работаю.

— Думаю, что время выберу, — согласился я. — Это насколько?

— На девяносто дней.

— Девяносто дней в Фениксе? Летом?

Я услышал в своем голосе отчаяние и понадеялся, что он тоже его услышит. Он доктор Боб лишь улыбнулся. Он протянул мне листик бумаги с уже нацарапанным там номером телефона.

— Я уже обо всем договорился. Вам осталось только позвонить.

— Феникс, — повторял я, — Феникс, — борясь с желанием упасть на колени и орошать слезами его носки, всякий раз, как произносил это название.

— Все верно, — ответил он, похлопав меня по спине и проводив до двери. — Феникс, Аризона, в августе. Пошлите мне открытку, если выдастся минутка.

Первое, на что я обратил внимание касательно Феникса, это то, как выглядели летящие туда люди. Все мужики в самолете напоминали Харри Дина Стэнтона. Все тетки казались иссушенными. Будто они отправились загорать, заснули и проснулись, успев наполовину превратиться в вяленое мясо. И все без исключения щеголяли в ковбойских шляпах.