Читать книгу - "Святые грешники - Александр Лапин"

Столичное монашество резко отличается от них — лапотников расейских. Вращается оно среди светских людей. Исповедуют и банкиров, и чиновников, и звезд шоу-бизнеса. Всем нужно прощение немаленьких грехов. Все хотят попасть в райские кущи.

Пойдет такой высокий человек в церковь, где какой-нибудь заскорузлый священник в пропахшем потом, потрепанном облачении будет тебя пытать о грехах? Нет, конечно!

Для богатых московских людей как бы образовалась своя церковь. Красивая. В золоте. Богатые и жертвуют хорошо.

Так что Феогност соответствовал.

Встретились они в хорошем месте. В ресторане. У старого товарища Алексея Пономарева.

Алексей тоже не бедствовал Решал по-прежнему проблемы разных людей. Помогал. Такую он избрал стезю — бывший тело хранитель первого и последнего президента СССР.

По дороге завязался интересный разговор. О новом веянии в церковной жизни. Точнее, о разделении крупных епархий. И о соответствующих изменениях в кадрах.

— Понимаешь! — излагал свое видение щеголь Феогност. — При таком разделении в каждой области появляются два, а то и три епископа. Раньше как было? Один губернатор. Один митрополит. Они общались на равных. А как теперь строить диалог с властью? Какой из архиереев главный? С кем губернаторы будут решать вопросы? Если будет три представителя церкви?

— Я слышал, что это связано с нашими международными связями, — не преминул щегольнуть своим знанием дел церковных иеромонах. — В одной Греции имеется восемьдесят шесть архиереев церкви. В украинской церкви тоже их больше, чем у нас. А страна-то маленькая. Вот, стало быть, в случае Вселенского Собора получится, что мы не будем иметь преимуществ при голосовании…

Помолчали, глядя на дорогу.

— Может быть, он хочет, чтобы церковь была ближе к простому народу? — снова высказывает задумчиво свои предположения отец Анатолий.

— Да это все вилами по воде писано! — Отец Феогност разра зился целой тирадой. — Скорее всего, в церкви возникло напряжение. Появилось много молодых карьеристов, которые тоже хотят возвыситься. Сам Патриарх как-то выступал по этому поводу. Вот им и дают дорогу. И возможность себя показать!

— Может, он хочет отдалиться от власти? Боится, что эта власть долго не продержится? А когда рухнет, как в семнадцатом году, под руинами погребет и церковь?

— Кто его знает?! — философски заметил отец Феогност, сворачивая на кольцо.

* * *

Собрались все.

У Юркова лицо было радостное. Просто расплывалось в улыбке.

Бархатова немного приболела, ее знобило. Но она держалась молодцом.

Молодой архимандрит, которого до сих пор особо не посвящали в результаты поисков, тоже был тут.

А Юрков накопал нечто, с одной стороны, странное, а с другой — обнадеживающее. Впрочем, он не крутил, не вертел, а сразу, что называется, взял быка за рога:

— Конечно, мы могли бы достаточно долго и, может быть, успешно проводить розыски по классической методике, но я исходил из того, что всякий современный молодой человек, а уж тем более молодая девушка, не может отказаться от современных гаджетов и средств связи. А также тех возможностей, которые они предоставляют в сфере общения. — Видимо, Юрков долго готовился к произнесению этой речи и выучил ее наизусть. Поэтому преамбула показалась всем длинной. — Так вот. Исходя из этого постулата…

— Короче, Склифосовский! — не выдержав, подначил Казаков. — Что ты накопал?

Юрков сбился с тона. И уже обиженно, но просто произнес:

— Мы покопались в компьютере этой девушки, на которую ты обратил особое внимание. Поискали ее аккаунты в соцсетях. Почитали переписочку!

— Фи, как вы могли! Подсматривать, подглядывать… — в свою очередь съязвила Бархатова. — Как не стыдно! Переписку девушки читать…

— Посыпаю голову пеплом. Если бы не воля покойной матушки…

— Да хватит вам ерничать! — не выдержал Казаков. — Выкладывай, что ли!

— В общем, сухой остаток. Переписывается она с одним молодым человеком. Ну, значит, там, где знакомства. И в своей переписке он сильно интересуется местом, где она работает. То бишь музеем. Говорит, что тоже имеет интерес к истории. Даже учится на историка. Ну а она, дуреха, ему выкладывает все о своем музее. Хвастается раритетами. В том числе и этим самым копьем Пересвета. Короче, у них знакомство, переросшее сначала в роман по переписке. А потом уже в настоящий роман. На почве совместных интересов. Назначаются встречи. Несколько раз в Москве. И два раза он приезжал сюда. Последний — как раз за две недели до исчезновения копья.

— А что из этой переписки можно сказать о личности этого героя нашего романа? — спросил Казаков. — Кто? Что? Откуда?

— Ну, это было тоже делом техники.

— В тихом болоте! — удивился теперь уже и наместник, до сего момента спокойно сидевший в своем кресле.

— Его зовут Фарид Ниязов. Отец — татарин. Мать — узбечка. Вот такая взрывоопасная смесь, — продолжил Юрков. — Учится в Москве. В институте. Я нашел его сотовый телефон. И попросил распечатку переговоров. У этого парня очень обширные связи. И не только в России. В Киргизии, Казахстане. А главное, за последние полгода он много раз общался с турецкими товарищами. Но говорили они не по-русски.

— Так что же это получается? Девочка крутит роман. Невинная овечка хлопает глазками, когда мы ее спрашиваем о том, интересовался ли кто-то копьем. А она водит нас за нос! — заметил Казаков. — О-ля-ля!

— Да, водит за нос! — глубокомысленно повторила Бархатова.

— Водит или не водит — надо все выяснять! — отчеканил Юрков.

— Будем теперь уже допрашивать? — спросил Казаков.

— С пристрастием! — пошутила Бархатова.

Казаков уловил в ее тоне что-то игривое, женское, то, что предназначено только ему — иеромонаху Анатолию. Какой-то намек.

И он покраснел. Потому что сегодня ночью снилась ему она — Мария Бархатова. И снилась в таком виде! Ох, упаси Бог! Да и вообще, что-то между ними происходит. Чувствует он, как тянет его к ней. Тянет, ну просто сил нету. И хорошо ему тут с нею сидится. И хочется продлить общение.

* * *

Девушка Вера миловидная. Платье в пол. Когда увидела их грозную троицу, видно, что-то почувствовала. Стушевалась. Пошла красными пятнами. А когда Юрков, так сказать, принял грозный вид всезнающего следователя и напрямую задал вопрос:

— Что ж ты, Вера, так нас обманываешь? Правду про своего Фарида не говоришь? — тут она и раскололась.

Захлопала глазками. Слезки-то потекли по щечкам.

Бархатова дала ей платочек, чтобы вытирала.

А дело-то, оказалось, выеденного яйца не стоило.

Жила-была девушка Вера. Очень даже хорошая девушка из верующей семьи. Папа, мама, так сказать, интеллигенты в третьем поколении. Дочечку воспитывали в строгих правилах то ли советской, то ли уже российской действительности. Так что знала Вера аж три языка. А вот любви не знала. Сторонились ее, такой вот несовременной, мальчики.