Читать книгу - "У каждого своя цена - Лорен Вайсбергер"

Я привязывала последний бумажный фонарь-полумесяц, когда мать, наконец, не выдержала и заговорила о Сэмми.

— Беттина, дорогая, Сэмми — прекрасный молодой человек. Мы с отцом с удовольствием с ним пообщались.

— Да, он действительно замечательный. — Я твердо намеревалась приучить мать к упомянутому молодому человеку и наслаждалась каждой секундой процесса.

— Он придет на праздник листопада? — Мама поставила гороховое пюре рядом с подносом оливок разных сортов и отступила полюбоваться плодами трудов, прежде чем обратить внимание на дочь.

— Вряд ли. Он бы с удовольствием, но ведь мы приехали на выходные, — ему нужно побыть с отцом, сходить с ним куда-нибудь, взять стейков…

— Мм-м… вот как? — Голос мамы стал напряженным.

Она с трудом удержалась от комментария по поводу разнузданной оргии поедания мяса, немедленно возникшей в ее воображении. Сэмми сказал только, что они с отцом вместе пообедают, но не могла же я отказать себе в удовольствии немного подразнить мать.

— Может, он зайдет вечером взять образцы лучших местных продуктов?

— Обязательно передам ему это соблазнительное приглашение, — съязвила я, расстроенная известием, что Сэмми не сможет прийти на праздник и даже вернуться в Нью-Йорк вместе со мной.

Рассыпавшись в благодарностях за поездку, Сэмми объяснил, что в понедельник у него выходной, и он останется в Покипси лишний день. Сначала я решила позвонить на работу и, сказавшись больной, отпроситься до вторника, но вспомнила, что до вечеринки «Плейбоя» осталось меньше месяца и манкировать не стоит.

— Эй, Беттина, иди-ка, помоги мне с дровами, пожалуйста! — Отец любовно раскладывал груду палок на сложный изысканный манер. Гвоздем программы каждого праздника листопада был церемониальный костер, вокруг которого все танцевали, пили вино и «пели серенады луне», что бы это ни значило.

Я подчинилась, чувствуя себя, как никогда, свободно в изношенных вельветовых брюках и шерстяной кофте на «молнии». Ощущение было странным, но приятным — огромное облегчение после маленьких маечек и обтягивающих, словно вторая кожа поддерживающих-ягодицы-скрадывающих-бедра джинсов, которые должны быть у каждой уважающей себя девушки и которые я теперь носила с религиозным прилежанием. Ступни наслаждались щекочущими, как молодая травка, пушистыми носками из ангоры и мягкими, как мох, мокасинами «Миннетонка». На резиновой подошве. Вышитые бисером. С бахромой! Форменное надругательство над модой, однако, я их носила в школе. Снова натянуть мокасины теперь, когда ими пестрели страницы «Лаки», казалось кощунством, но они были слишком удобными, чтобы отказываться из принципа. Полной грудью вдохнув холодный ноябрьский воздух, я ощутила себя непонятно счастливой.

— Пап, а что мне делать?

— Забери ту кучу из оранжереи и перетащи сюда, если сможешь, — прокряхтел отец, неся на плече особенно здоровенное бревно. Он кинул мне пару рабочих перчаток огромного размера, совершенно черных от грязи, и махнул в нужном направлении. Я натянула перчатки и принялась за дело.

Мать объявила, что идет принимать душ, но в кухне нас ждет чайник горячего лакричного чая йогов. Мы уселись и налили себе чайку.

— Так расскажи мне, Беттина, какие у тебя отношения с прекрасным молодым человеком, который вчера заходил, — деланно небрежно произнес отец.

— Прекрасным и молодым? — невольно поддела я папу, хотя намеревалась всего лишь выиграть время и обдумать ответ.

Естественно, родителям очень хотелось услышать, что у нас с Сэмми все серьезно, и, видит Бог, никто не хотел этого больше, чем я, но у меня не хватило духа откровенно объяснить ситуацию.

— Можно подумать, мы с матерью спим и видим, чтобы ты вышла замуж за парня вроде Пенелопиного, как там его имя?