Читать книгу - "Грустная девочка - Александра Флид"

Мартин подозрительно быстро нашел квартиру в своем доме, и Эмма прекратила все поиски, в очередной раз удивившись тому, как легко ему удавалось решать проблемы насущного характера. Искать работу, жилье и улаживать проблемы с документами Мартин умел как никто другой, что было весьма редким даром даже для мужчины.

Итак, после недели непрерывных скандалов в общежитии, Эмма перевезла Софию в пустую квартиру, куда потом переехала Мэйлин, захватившая почти половину их вещей. И, несмотря на то, что множество вопросов было уже решено, оставалось еще столько же проблем, а может даже больше. С кем оставлять Софию, когда сама Эмма будет уходить на работу? Как обойтись без мебели? Стоит ли покупать что-то кроме швейной машины? Все-таки жилье было временным, и Эмма не была уверена в том, что они проживут здесь достаточно долго. Мартин посоветовал ей купить хотя бы дешевую раскладушку, поскольку спать на полу даже в многоэтажном доме было бы равносильно самоубийству, тем более, если речь шла о маленьком ребенке. В результате они разжились подержанными кроватями, складными стульями и журнальным столиком. Мэйлин привезла свою ненаглядную машинку уже через неделю, и с тех пор по вечерам в их квартире не стихали ритмичные звуки стучащей иглы и качающихся педалей.

София привыкала ко всему намного легче, чем взрослые. Она спала, где придется, ела то, что ей давали, и купалась под душем, потому что ванны в новой квартире не было. Ей было все равно, что каждый день приходилось подниматься по ступенькам на третий этаж, она не особо расстроилась, когда Эмма отвела ее к соседке, принимавшей у себя детей за небольшую плату. София была готова терпеть что угодно, зная, что теперь будет жить с Эммой. Это значило, что она сможет делать подарки, и ее маленькие рисунки больше не выкинут в мусорное ведро. Это значило, что по вечерам ее будут обнимать и укачивать, если ей станут сниться кошмары. Это значило, что образ Филиппа не будет слишком часто появляться перед глазами. А еще это значило, что она уже нескоро увидит тетю и дядю. Она спала рядом с Эммой, потому что отдельную кровать ей еще не купили, но ей так нравилось даже больше. По вечерам, когда заходил Мартин, она подолгу слушала его рассказы, хотя и не понимала их содержания. Все, что он говорил, казалось очень важным и серьезным, и, пытаясь вникнуть в суть его непонятных рабочих проблем, она чувствовала себя взрослой и такой же важной.

Единственное, что вызвало у нее настоящий восторг – вид из окна, который открывался в высоты их этажа. Двор будто оказался далеко внизу и сжался до размеров игрушечного макета. Отсюда, сверху, можно было даже заглянуть в соседний двор или посмотреть на проезжающие автомобили. Забираясь на подоконник и упираясь руками в глухо заколоченную раму, София с упоением разглядывала прохожих и пыталась разобрать по цветам занавески в окнах дома напротив. Она могла простаивать так часами, почти не шевелясь и не говоря ни слова. Эмма обычно ее не тревожила, только просила надеть теплые носки или даже летние тапочки.

Жизнь постепенно приходила в нужный ритм, и новое русло стало казаться привычным. Они сами готовили завтрак и ужин, сами стирали постельное белье и вывешивали его за окном на тонких проволоках. Им казалось, что даже если такая жизнь длилась бы вечно, она все равно не смогла бы им наскучить.

Самоуверенность, свойственная молодости, слетела с Эммы в тот день, когда приступы тошноты вернулись с новой силой. Она не говорила об этом с Мартином и уж точно не рассказывала о своей болезни Эмили. Ей казалось, что последний долгий разговор достаточно хорошо показал ей все, чего стоит ожидать и на что она может рассчитывать. Понимание, поддержка и прощение в этот список уж точно не входили.

Она подолгу лежала на кровати, пила холодную воду прямо из крана, обтирала лицо и шею мокрым полотенцем и глотала противную соду, пытаясь унять тошноту. Утром она вставала, кормила Софию и Мэйлин, а затем отправлялась на работу, где выполняла все почти автоматически. И все же, за прошедшие дни она успела испортить несколько заготовок, а потому зарплата в текущем месяце должна была стать намного меньше – убытки вычли из ее заработка. Если бы ей не нужно было покупать Софии новые колготки и весеннюю одежду, она не стала бы расстраиваться из-за потерянных денег. Однако теперь, когда она платила за дорогое по ее меркам жилье, отправляла деньги домой и старалась дать ребенку все самое лучшее, доходы перестали казаться ей внушительными и достойными. Денег постоянно не хватало, и она экономила на себе – за этот месяц она научилась обходиться без множества вещей, которые прежде казались ей полезными. Мэйлин утешала ее, обещая сшить пару сарафанов на весну, поскольку покупать новую одежду Эмма не собиралась.

– Вот увидишь, так будет даже лучше. И потом, это все так кажется, пока ты не привыкла. Нам ведь пришлось потратить деньги на мебель и прочие вещи, которые в следующий раз искать уже не придется. Даже если переедем, то заберем все с собой. Только вот твой пропавший аппетит меня беспокоит, – говорила Мэйлин, отрываясь от шитья и переключаясь на запутанные чертежи, разбросанные по полу.

– Мне уже лучше, – лгала Эмма, глядя на застрявшую между стеклом и занавесками фигурку Софии.

Суровая и жадная зима, которая отняла у них так много, постепенно отступала, и Эмма иногда открывала окно настежь. Для этого ей пришлось вытащить и сломать гвозди, которыми была забита рама. Вечером, перед тем, как София взбиралась на подоконник, они связывали ручки створок крепкой веревкой, чтобы она не выпала из окна. Наглядевшись на улицу, София сползала с подоконника, подходила к ней, забиралась под тонкое одеяло и лежала, играясь с ее ладонями.

Идиллические сцены заканчивались с приходом Мартина. Тогда они уходили на кухню, и Эмма ставила на плиту чайник, а потом, дожидаясь, пока он закипит, слушала его рассказы и смотрела в его усталые глаза. В один из таких вечеров Мартин предпочел заговорить не о себе, и она очень удивилась, услышав прямой и достаточно резкий вопрос.

– Ты все еще ешь раз в два дня?

– Нет, каждый день.

– Если по половине порции, то это раз в два дня.

Она вздохнула и поставила перед ним сахарницу, попутно бросив взгляд на запевший чайник. Мартин продолжал:

– Посмотри на себя. Тебя почти не осталось, ты вся серая и слабая. Как ты будешь работать? Как собираешься покрывать все расходы?

– Чудно, что ты заговорил о расходах. Наверное, нужно припомнить еще и то, что визит к врачу тоже обойдется в приличные деньги.

– Зато поможет сэкономить в будущем. Да и вообще, кому будет нужна София, если ты будешь целыми днями лежать пластом?

– Я не буду лежать.

– Ну конечно, – с нехарактерной для него язвительностью, улыбнулся он. – Мне надоело смотреть на то, как ты превращаешься в гербарий. Отправляйся в клинику завтра же.

– Не хочу я идти ни в какую клинику.

– Да ты идиотка! – впервые повысив на нее голос, возмутился он. – Никогда не думал, что скажу тебе это, но ты действительно идиотка.

Эмма взяла бумажное полотенце и поднялась со стула, чтобы подойти к плите и забрать чайник.