Читать книгу - "Сандаловое дерево - Элль Ньюмарк"

— Понимаю.

— Вот тогда и началось. Никто ничего не организовывал, все случилось само по себе: стрельба, крики, паника, все мечутся, повсюду крики. Помню, ко мне бежит немец с белым флагом, а за ним наш парень, капрал: «Нет, мать твою, не уйдешь!» И очередь в спину. Нескольких убили заключенные. Лопатами.

— А ты?..

Мартин покачал головой:

— В тот день я никого не убил.

— Тогда что? Что ты мог сделать? И, знаешь, я могу их понять. Тех, других. Правда.

— Знаю. Я тоже их понимал, пока не увидел Эльзу.

— Ту девушку из булочной?

— Я ведь думал, что она там, в вагоне. В лагере было девятнадцать женщин-охранниц. Не знаю как, но среди них оказалась и Эльза. Скорее всего, ничего другого ей и не оставалось. В любом случае она прослужила там недолго. Что случилось с ее сыном и матерью, не знаю. Я увидел, как один наш парень прижал ее к угольному бункеру. Она увидела меня, узнала и крикнула, протянула руку. Что крикнула — я не понял. Важно то, что я так ничего и не сделал. Я был офицером, мог помочь, защитить. Одного слова хватило бы. Отставить. Но я не сделал ничего.

— Ты был в шоке.

— Я был офицером. Человеком. Она молила меня о помощи, а я стоял и смотрел, как тот парень вышибает ей мозги. Это была не война, а убийство. И я просто стоял в стороне. Какая-то часть меня так и останется там навсегда.

— Господи.

— Уже после войны был трибунал. Против нескольких ребят выдвинули обвинения, но Паттон[28]их отмел. Свидетелей не вызывали, виновным никого не признали. Много спорили насчет того, сколько именно безоружных немцев убили в тот день. Пятьдесят? Сто? Пятьсот? Не знаю. Там был хаос. Но я знаю, что Эльза заслуживала суда. Я знаю это сегодня и знал тогда.

— Ох, Мартин. — Руки мои упали на колени. Я не понимала что сказать, чувствовала себя совершенно опустошенной. Он ждал, а я молчала.

— Ну вот, теперь ты знаешь.

— Ты не мог это остановить, — только и выговорила я.

— Неужели не поняла? — Мартин улыбнулся, получилось нелепо, почти гротескно. — Я не хотел это останавливать. На ней была та форма. Скелеты в лохмотьях, голые трупы в вагонах, запах, гора обуви у крематория — и те, в нацистской форме. Я стрелял в них, тех, что в этой форме, все два года. Да, ее лицо, лицо Эльзы, в эту картину не вписывалось, но она носила ту чертову форму. Вот почему я ничего не сделал. И теперь должен платить.

— Это безумие, — пробормотала я. Паранойя и безрассудство, что за жуткая комбинация. Жуткая, но понятная. Жизнь не нашла для него расплаты, и он придумал ее сам. — Мартин? Милый? — Но он был уже не со мной — ужас случившегося сковал мозг; он сидел, невидяще уставившись в стол, словно снова вернулся туда. Я погладила его по руке: — Милый?

Мартин оторвал взгляд от стола.

— Знаю, мы познакомились в немецкой булочной. Лучше бы этого не было. Не хочу думать о немецких булочных.

Он поднялся и, не сказав больше ни слова, пошел спать. Я посидела еще немного, пытаясь найти в себе место для всего этого, и мои собственные переживания и тайны показались вдруг мелкими и незначительными.

Не могу сказать, долго ли я там сидела, но в какой-то момент глаза вдруг стали сами собой закрываться. Я бы, наверно, опустила голову на стол и уснула, но не хотела оставлять Мартина одного. Не хотела, чтобы думал, будто отвратил меня от себя так же, как отвратил себя от себя.

Я поплелась в спальню, и — вот чудеса! — Мартин мирно спал. На стуле висела одежда; рассеивая лунный свет, поблескивала москитная сетка. Лицо было спокойное и умиротворенное, каким я давно его не видела. Мартин жил с этим два с лишним года и вот теперь наконец выговорился, сбросил камень с души. С того вечера Эльза принадлежала уже нам обоим.