Читать книгу - "Рука и сердце - Элизабет Гаскелл"

В следующее мгновение он опомнился и разжал руку. И, к своему ужасу, увидел, как Роберт безвольно скользит на пол; на самом деле, оглушенный и испуганный, тот почел за лучшее сделать вид, будто лишился чувств.

Несчастный Оуэн, увидев распростертое на полу тело Роберта, преисполнился горького раскаяния и хотел было перенести его на высокую скамью с резной спинкой, чтобы привести в чувство, но в этот миг вошел сквайр.

Вероятно, когда обитатели Бодоуэна проснулись в это утро, лишь один из них не подозревал об отношениях, связывающих наследника поместья с Нест Притчард и ее ребенком, ведь, как ни пытался Оуэн хранить в тайне свои отлучки в Тай-Глас, они были слишком часты, чтобы не вызвать подозрения, а изменившееся поведение Нест, которая перестала ходить на танцы и деревенские празднества, только подтвердило в глазах жителей поместья их догадки. Однако миссис Гриффитс властвовала в Бодоуэне безраздельно, и, пока она не дала на то своего согласия, никто не осмеливался сказать об этом сквайру.

Однако теперь, по ее мнению, настало благоприятное время открыть супругу, с кем вступил в связь его сын, и потому, заливаясь слезами, притворяясь, будто роль эта ей невыносима, она сообщила ему ошеломляющую весть, заодно позаботившись представить Нест женщиной легкого поведения. Она не только в красках описала дурную репутацию, которой Нест якобы пользовалась до свадьбы, но и подчеркнула, что та по сию пору имеет славу одной из тех, «кто блуждает по рощам и чащам», как валлийцы издавна клеймят отъявленных распутниц.

Сквайр Гриффитс с легкостью проследил за Оуэном до самого Тай-Гласа и, не имея никакой иной цели, кроме утоления своего безумного гнева, прошел за ним в дом, чтобы осыпать упреками, как мы уже видели. Однако он покинул ферму в еще большей ярости на сына, чем прежде, и вернулся к себе в имение, где его поджидала супруга, которая принялась изливать на Оуэна потоки лживых обвинений. Когда сквайр проходил по коридору, до него донесся шум потасовки, он различил голос Роберта, а минуту спустя увидел, как, судя по всему, безжизненное тело его пасынка влачит куда-то преступный Оуэн, на искаженном лице которого еще читались гнев и негодование. Тихим голосом отец обратился к сыну с горестными и несправедливыми речами, а Оуэн внимал ему горделиво и безмолвно, не удостаивая объяснениями человека, который только что нанес ему куда более тяжкий удар, – и в этот момент в комнату вошла мать Роберта. При виде ее смятения и ужаса сквайр еще более распалился гневом и, ослепленный яростью, совершенно утвердился в своих безумных подозрениях и уверился, что Оуэн намеренно напал на Роберта. Он призвал слуг и домочадцев, наказав им охранять себя и свою супругу, ибо Оуэн якобы злоумышлял на самую жизнь их, а слуги стояли, в нерешительности переводя взгляды с миссис Гриффитс, то рыдающей, то бранящейся, которая тщилась привести в чувство своего мальчика, покрытого синяками и пребывающего в полуобмороке, на мечущего громы и молнии сквайра, а затем на скорбного и безмолвного Оуэна. А тот словно и не осознавал, что они взирают на него с изумлением и страхом, он будто не слышал слов отца, ибо перед его внутренним взором предстал бледный безжизненный младенец, а в безудержных горестных стенаниях мачехи он расслышал куда более скорбный плач другой матери, для которой не осталось уже никаких надежд. Роберт тем временем открыл глаза, и хотя он явно страдал от последствий тех побоев, что нанес ему Оуэн, уже вполне отдавал себе отчет в том, что происходит вокруг.

Если бы Оуэна не подвергли унижениям, то его природа возобладала бы, он проникся бы состраданием и любовью к мальчику, которого ранил; но теперь он был преисполнен упрямства и ожесточения. Он не стал оправдываться и не стал сопротивляться, когда сквайр велел посадить его под замок до тех пор, пока не призовут хирурга и тот не объявит, опасно ли состояние Роберта. Лишь когда дверь в его «темнице» заперли на ключ и закрыли на засов, словно пленив дикого, разъяренного зверя, Оуэн вспомнил о бедняжке Нест, которая теперь отнята у него и которую он даже не может утешить. О, как же она будет томиться, тоскуя по нему, лишенная его сочувствия и поддержки, если она уже достаточно оправилась от потрясения! Что подумает она, заметив, что он исчез? Неужели она решит, что он поверил обвинениям отца и бросил ее в ее горе и отчаянии? Мысль об этом сводила его с ума, и он принялся лихорадочно искать пути к бегству.

Его заперли в маленькой необставленной комнатке на втором этаже, обитой резными панелями, с тяжелой дверью, способной выдержать напор десятка сильных мужчин. Окно, как принято в старых валлийских домах, располагалось над камином с разветвленными дымоходами, которые снаружи образовывали подобие выступов. Через него-то Оуэн с легкостью и выбрался наружу. Там хватаясь за трубу, здесь протискиваясь в узкое отверстие, он смог спуститься вниз, а дальше, никем не замеченный, направился в Тай-Глас, как и намеревался изначально.

Буря улеглась, залив золотили солнечные лучи. А тем временем Оуэн, выбравшись из окна и крадучись, стараясь держаться в предвечерней тени, проскользнул к маленькой полянке, покрытой зеленым дерном, что находилась в саду на вершине утеса, по склону которого он не раз спускался вниз по прочно закрепленной веревке в маленькую парусную лодку (подарок, полученный им от отца в прежние, безмятежные дни!), которая сейчас стояла на якоре на порядочной глубине. Он всегда оставлял там лодку, но чтобы добраться до нее и не пересечь при этом широкого, ярко освещенного солнцем участка, прекрасно различимого из окон дома, выходивших на эту сторону, Оуэну нужно было обогнуть подлесок, который сошел бы за живую изгородь, если бы кто-нибудь взял на себя труд подстричь его и придать ему форму. Шаг за шагом крался он, приближаясь к заветной цели, время от времени различая голоса и фигуры отца и мачехи в ближайшей аллее, подмечая, как сквайр утешает и ласкает супругу, которая, казалось, страстно и безудержно что-то от него требовала; потом снова и снова Оуэн поневоле припадал к земле, чтобы его не заметила кухарка, возвращаясь с незамысловатого огорода с пучком ароматных трав в руках. Так обреченный и проклятый наследник Бодоуэна навеки покидал дом своих предков, а вместе с ним, как ему мнилось, избавлялся и от тяготевшего над ним проклятия. Наконец он добрался до зеленой, покрытой дерном площадки и вздохнул с облегчением. Нагнулся за