Читать книгу - "101 Рейкьявик - Халлгримур Хельгасон"

Они идут за мной до самых открытых дверей Анниной квартиры. Она все еще висит на телефоне, а в остальном там все спокойно. Я переступаю порог. Они стоят у дверей. Один из них спрашивает: «Это вы здесь нарушали тишину?» Я говорю: «Нет. Я же вам сказал, мы даже еще толком не начали. Мне надо было спуститься и захватить… ну, вы знаете». Полицейский говорит: «Не нарушайте тишину. Уже четыре часа утра». Я отвечаю: «Нет-нет. Лично я в постели всегда веду себя тихо, правда, не знаю, как она. Мы только сегодня познакомились. Ну, в первый раз». Полицейский говорит: «Не думаю, чтоб от нее было много шума, когда у тебя все вот так» — и смотрит на мой презерватив. Мой взгляд, сопровождаемый полицейским конвоем, скользит вниз по телу. Пустой кончик презерватива свободно болтается на нем. Я поднимаю глаза и говорю: «Да, действительно». Они прощаются и уходят, с ухмылкой на губах, а я закрываю дверь. Анна все еще болтает по телефону. Только позу сменила. Теперь она лежит на диване на животе. Она поднимает глаза и прикрывает трубку рукой. Анна спрашивает: «Что такое?» Я отвечаю: «Да, какие-то гомики приходили в маскарадных костюмах». Она спрашивает: «И ты их пригласил к нам?» Я отвечаю: «Нет. Он их не впечатлил». Она улыбается и продолжает говорить по телефону, очевидно с отцом своего ребенка. Я захожу в туалет. Снимаю презерватив. Пытаюсь вздрочить саботажника, согласно предписаниям полиции города Рейкьявика. Кажется, я тогда был прав: чтобы он встал в полный рост, требуется несколько лет. Я думаю о Лолле дома на ковре. Слышу, что Анна все еще говорит по телефону. В конце концов я выхожу из туалета — с эрекцией. Эрекция такая, что ее можно сопроводить гарантией на год. Он — как плотно набитое чучело птицы. Глупыша. Потому что он тоже выблевывает на противника содержимое своих внутренностей. Я безмерно доволен этой эрекцией и радостно подхожу к дивану. Анна улыбается и садится. А я стою, точнее, мы с ним стоим перед ней. Она тормошит своего знакомого — хорошего знакомого полиции — ногой. Я сажусь рядом с Анной, а она все еще говорит по телефону по-французски. Улыбается мне. Я просовываю руку ей между ног. Она говорит в телефон фразу, прикрывает трубку рукой и просит меня: «Побудь за Мауни. Поговори с ним таким детским голоском». Она смеется. Она говорит в телефон: «Уй. Иль э ля».[256]И туда же, язык называется! Она протягивает мне трубку телефона. От трубки сильный запах пизды. Я слышу голос. Голос говорит: «Мани? Мани?» Я отвечаю идиотским писклявым голоском: «Папоська! Это папоська?» Из трубки раздается поток непонятных слов. Анна смеется. Затем следует пауза, и я говорю своим обычным голосом: «А вот наш Мауни уже вырос!» Анна забирает у меня трубку. Она говорит серьезным голосом. Анна смотрит на меня серьезным взглядом. Я поправляю очки на носу. Анна говорит в телефон: «Чао!» Кладет трубку. Смотрит на меня и говорит: «Зачем ты это сделал?» Я говорю: «А кто это был?» Она говорит: «Жиль». И туда же, имя называется! Я спрашиваю: «Ну и что?» Она молчит. И я молчу. Мы сидим на диване. Гарантия — год, как я сказал. Она небрежно берет его в руку, оттягивает и отпускает. Когда стоящий член шлепает мне по животу, звук такой же, как… как когда стоящий член шлепает по животу. Я не знаю этого человека. На меня это действует как «рука божия». Вот так она обращается с папской эрекцией. Один щелчок — и готово.

Стыдно. Я смотрю на Анну и говорю: «Давай шлепнем?» Она: «Шлепнем?» Я: «Ага. Вот так» — и опять хлопаю им по животу. Удивительно, до какой степени ты доверяешь людям. Разве можно совать свое единственное имущество — аккуратно свернутое — в рот постороннему человеку? Анна некоторое время надраивает его. Как дверную ручку. Но дверь не открывается. Между ног у меня женская голова, которая движется вверх-вниз. Только и всего. Но для девушки это, наверно, развлечение. Я замечаю рядом с собой на диване телефонный справочник. Листаю его. В него не мешало бы добавить побольше имен. Но минетом этому не поможешь. Пока она сосет у меня, я читаю телефонный справочник. Я уже успел забыть, чем она там занимается, как Анна выныривает из-под копны собственных волос и улыбается мне. Садится рядом со мной. Я откладываю телефонный справочник в сторону. Анна начинает мастурбировать. Я оказываю ей помощь в этом нелегком деле. Son of a dyke. То есть я пытаюсь оказать помощь. Я не так хорошо разбираюсь в географии пизд, чтобы сразу найти клитор. Это все равно что вслепую погрузить руку в тепловатую рисовую кашу с миндалем и пытаться нащупать в ней целый миндальный орех одним указательным пальцем. Анна помогает мне искать свой миндальный орех, направляя мою руку в нужное место. Мне кажется, она собирается что-то сказать, но мне удается зажать ей рот поцелуем. У нас мало слюны. Нам надоедает целоваться, и она говорит: «За минет языком» Я падаю на колени, а она на диване раздвигает ноги. Я принимаюсь пастись. Все тот же старый добрый запах и вкус. Клубники здесь нет. Я толком не знаю, что мне делать, просто вожу языком по этой медузе взад и вперед. На верном ли я пути — без понятия. Это все равно как открывать кодовый замок. Методом научного тыка — пока не наткнешься на правильные числа. Анна совсем затихла, молчит. Могла бы хоть меня проинструктировать, что ли… Трёст как-то назвал пизду «Банановой республикой». А еще я слышал: «Пещера тампаксов» и «Незапечатываемый источник». Но, по-моему, самое удачное название подобрал Марри: «Пряностная». Прошло уже минут двадцать точно, у меня вся челюсть затекла. Она берет меня рукой за затылок и прижимает мое лицо к клитору и его окрестностям. Я трусь обо все это носом и представляю себе, что я просто сморкаюсь. Она начинает двигаться вместе со мной. Плюх-плюх. Шлеп-шлеп. Постепенно дело принимает такой оборот, что она начинает тереться о мое лицо. Аннина пизда шлепает по моему лицу, как тряпка, теплая, мокрая, старая вонючая половая тряпка. Не хочу, чтоб мое лицо насиловали. Поднимаюсь — все лицо мокро, — тянусь за презервативом в кармане куртки, утягиваю куртку на пол, надеваю презерватив и внедряюсь в нее. Я заваливаю ее на полу, погружаюсь во что-то такое жаркое. Жаркое. Да, в сущности, это все равно что жевать татуированное жаркое. Это могло бы быть чье угодно тело. Тем временем рассветает. После 3700 попыток выжать семя из себя в нее (100 в минуту, 37 минут. — Прим. автора) я сдаюсь и выхожу из нее. Никогда не был фанатом физического труда. Поднимаюсь и подхожу к окну. Там есть балкон. Я открываю дверь и выхожу на балкон. Оттуда открывается вид на Рейкьявик в окружении гор. За ними виднеется солнце, словно лысина плешивого человека у женщины между ног. Облизывает новый день. Мне стало холодно, и я снова вхожу. Включаю телевизор. Анна все еще лежит на полу. Она спрашивает: «Ты почему прекратил?» Я отвечаю: «Надоело». Сажусь на диван, закуриваю и переключаю дистанционкой на видеоканал. Стучу ею по своей пластиковой эрекции в то время, как на экране исчезают титры. Анна просит у меня закурить. Я зажигаю сигарету и кидаю ей. Она приземляется у нее на грудь, а потом падает на пол, Анна говорит: «Эй!», а потом подбирает сигарету. Я спрашиваю: «Что это за фильм?» Она отвечает: «А, не помню. Я его уже смотрела». Она ворочается на полу. К заднице пристали хлопья пыли. Сзади она мне больше нравится. Мне вдруг захотелось взять ее сзади. Я кладу сигарету в пепельницу, встаю с дивана, отряхиваю пыль с ее зада, ложусь на нее и снова ввожу, предварительно немного поискав вход в иной мир. Она опирается на локти, смотрит телевизор и курит. Фильм — «Правдивая ложь».