Читать книгу - "Правда жизни - Грэм Джойс"

Во второй половине того же дня Бити Вайн должна была произнести свою первую речь в зале Городского совета на Эрл-стрит. Поначалу казалось, что из-за все распространявшейся молвы об утреннем привидении на заготовленные ею громы и молнии никто и внимания не обратит. Впрочем, ей нечего было беспокоиться. Ее репутация красавицы смутьянши шла впереди нее, и зал с высокими сводами, в котором должны были проходить дебаты, был до отказа набит ее коллегами, в основном мужского пола, из разных партий.

Собрание было посвящено обсуждению тарифов в Ковентри, системы местного налогообложения, определяющей, кто будет нести бремя муниципального финансирования. Одни говорили, что за это должны отвечать домовладельцы. Другие считали, что это обязанность местных коммерсантов – тех, кто извлекает максимум прибыли из муниципальной организации. Споры по этому вопросу не утихали уже давно. На эту тему и должна была высказаться Бити.

В зале заседаний собрались как ее убежденные сторонники, так и недруги из противостоящей партии. Последние были полны решимости по возможности укротить Бити в первый же день. Если бы им как-нибудь удалось заставить ее запнуться, начать заикаться и путаться, они и в самом деле победили бы. Она была одной из немногих женщин в собрании, и это лишь подстегивало аудиторию не забывать традицию азартной травли новичка. Как красная тряпка на быка, действовало на противников Бити и то, что она была молода, привлекательна и настроена явно промарксистски.

Председатель Совета предоставил Бити слово. Она встала. Ее потряхивало. По залу прокатился негромкий гул, многие засвистели от восхищения при виде красивой женщины, кто-то вызывающе крикнул:

– На кухню, к плите! – но тут же был одернут бывалым и беспристрастным председателем.

Бити выпрямилась во весь рост и подождала, пока все стихнет. И потом начала.

– Товарищи, – сказала она спокойно и отчетливо.

В ответ на одно это слово немедленно последовали приветствия, свист неодобрения и насмешливый рев, причем и того, и другого, и третьего было поровну. Свистели правые, потому что такое обращение означало: почти половине зала сразу отказано в праве на существование. Левые приветствовали ее за то, что она недвусмысленно дала понять: хоть это и первая речь, Бити не собирается ни подчиняться опекающему сочувствию, якобы дружескому, ни перед кем-либо заискивать. Более того, она сама перешла в нападение.

За несколько минут до этого шумного отклика на первое же ее слово один член Совета упал в обморок. Бити спокойно стояла, как ни в чем не бывало, не обращая внимания на волнение в зале. В какой-то миг она невольно пробежала глазами по гостевой галерее. Там стоял Бернард, подняв над головой сжатые руки, торжествуя и словно призывая всех поддержать Бити.

Председатель постучал молотком и призвал собрание к порядку. Бити продолжила лишь после того, как установилась полная тишина.

– Призрак бродит по Ковентри, – сказала она.

На этот раз протестующий рев и поддерживающие крики стали еще громче. Бити сознательно обратилась к знаменитой первой строке «Манифеста коммунистической партии» и добилась чего хотела: привела в ярость противников и зажгла союзников. Председатель ударил молотком и недовольно сказал, что если члены Совета с той и другой стороны намерены и дальше отвечать на каждое слово депутата Вайн, как школьники на большой перемене, собрание придется закрыть.

И снова Бити начала лишь после того, как все успокоились и сели на свои места.

– Призрак Леди Годивы, – сказала она и сделала эффектную паузу, чтобы до всех присутствующих дошел намек на слухи о чрезвычайном событии дня, которое было у всех на устах, – шествует по улицам города. И причина этого известна всем собравшимся. Давным-давно Леди Го-дива проехала по нашему городу на коне обнаженной, протестуя против несправедливых налогов. И вот она явилась снова. Потому что местные налоговые ставки, установленные последним Советом, чудовищны и непомерны – и не только для слабейших, не способных защитить себя, но и для всех наших земляков. Нынешние местные налоги – это плоды топорной работы продажных и изворотливых людей, способных принести только вред, не сделавших для города ничего и лишь еще больше дискредитировавших это недостойное собрание.

В зале начался бедлам.

В тот день произошло еще одно странное событие – в доме на Бинли-роуд. Фрэнк вернулся из школы и застал Гордона за началом работы над свежим трупом. Аида помогала ему. Гордон готовил тело дюжего мужчины, немного не дожившего до пятидесяти лет, – как всегда, протирал его губкой. Фрэнк принялся развлекать Аиду историями, из которых состоял прошедший школьный день.

Крепкая дружба Фрэнка с его школьными приятелями Клейтоном и Чезом продолжалась. Рассказывая о школе, он, конечно, кое-что оставлял при себе, но часто упоминал о стычках Чеза с учителями.

– Что-то не очень мне нравится этот твой Чез, – сказала Аида. – Как ты считаешь, Гордон?

Того в эту минуту больше беспокоило, как подправить улыбку на лице покойника. Он поднял скальпель, сказал:

– Н-да, похоже, сорванец еще тот, – и надрезал мертвецу скальпелем уголок рта.

– Ой! – выдохнул труп, сев на столе и схватившись за порезанные губы. – Что это вы, черт возьми, делаете?

Аида упала в обморок. Фрэнк с криком выбежал. Гордон, защищаясь, дрожащей рукой выставил перед собой скальпель, как крест перед вампиром.

– Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э! – закричал он.

В то время как в городе рассказывали о мертвецах, разъезжающих на лошадях по центру Ковентри, а на Бинли-роуд они вскакивали со стола, на ферме у Тома все пока было тихо. Еще до дерзкой речи, произнесенной Бити перед Городским советом Ковентри, и до жуткого происшествия в мертвецкой у Гордона, Том открыл ворота во двор и вкатил обратно свой скотовоз.

Обнаружив пропажу грузовика, Том с Юной так и не пошли в полицейский участок. Взбежав в то утро в комнату сестры, Юна обнаружила, что Кэсси в постели нет. Когда она сказала об этом Тому, он проверил ключи от машины, которые висели у него на крюке у кухонной двери. Их тоже не было. Том и Юна решили подождать.

Кэсси вернулась до полудня. К тому времени до Тома и Юны еще не дошли слухи, захлестнувшие город. Том спросил Кэсси, где она была и зачем брала грузовик, но, так и не добившись вразумительного ответа, бросил расспросы. В последние дни Кэсси глубоко ушла в себя, до нее было не достучаться. Том с Юной, хорошо знавшие эти симптомы, все поняли. Отведя Сивого в конюшню и повесив на место седло и уздечку, она сказала, что устала, и снова легла в постель.

– Началось у сестренки твоей, – сказал Том.

– Вижу, – отрезала Юна.

Но после обеда известия достигли Вулви и окрестностей. Разносчик корма для скота рассказал Тому о том, что он слышал, но тот все еще не видел связи между двумя событиями. Он был слишком далек от россказней про белоснежного коня и женщину с блестящими волосами, струящимися по спине. Да и конь у него был… сивый, а женщины в его родне волосы ниже лопаток не отращивали. Но прошло еще немного времени, и история, случившаяся в Ковентри, приняла новый оборот. Другой фермер, завезший Тому каток, который тот попросил у него на время, чтобы выровнять нижнее поле, рассказал ему последние подробности. Дело поворачивалось так, что явление Леди Годивы, возможно, было совсем не потустороннего происхождения: два очевидца сообщали о некой женщине, на этот раз уже полностью одетой, которая грузила в грузовик лошадь на Прайори-стрит вскоре после того, как призрак видели в последний раз.