Читать книгу - "Последний окножираф - Петер Зилахи"

Визит Джека Ланга, французского дипломата, вызвал живой отклик в средствах массовой информации. Ланг приехал, чтобы выразить солидарность со студенческими демонстрациями. У белградской оппозиции были две основательные причины к тому, чтобы его пригласить. Во-первых, он был студенческим лидером в 68-м и потому найдет общий язык со студентами, а во-вторых, он бывший министр культуры и потому может помочь с финансовой поддержкой их культурных фондов. У летчика, который вел самолет Ланга, не было визы, его задержали в аэропорту, и все оставшееся время он пил там кофе с приставленными к нему четырьмя гебешниками. Интересно, что мог узнать летчик о Белграде, который, если не считать этих четырех филеров, он видел лишь с высоты птичьего полета, о городе, где сотни тысяч людей вышли на улицы с требованием свободных выборов?

Ланг — человек общительный, добродушный и гибкий, даже с Жискаром сработался. Он делает заявления, произносит речи, в общем, пригласившая сторона счастлива. Когда он приезжает в университетский штаб, студенты — историки и философы просят его пройти с ними наверх. На пятом этаже его предупреждают, что никаких речей они ему не позволят, поскольку во время боснийской войны он подписал петицию в ООН с требованием бомбардировок Белграда. Ланг реагирует на это спокойно. О существовании такого документа он даже не слышал, говорит он и спрашивает: не сербский ли писатель Кафка? Не оценив его французского остроумия, студенты-философы окружают дипломата и требуют, чтобы он немедленно покинул здание. Журналисты CNN и Рейтер, ожидающие его у выхода, остаются без интервью, так как Ланг ураганом проносится мимо. Так бывший министр спас пилота от кофеинового отравления.

На следующий день, столкнувшись в лифте с очевидцем, я спросил, что там было с Лангом. Как — что, Ланг ненавидит сербов, разве мне это не известно? Ланг — враг! Я приехал из дружественной страны, и мне ли не понимать, что такое идеологическая война. Ланг — маоист разлива 68-го года. Студенческий лидер, ставший министром культуры! Узнай своего врага, и ты узнаешь, кто ты.

Сказка о неприсоединившемся короле. Мария жила на правом берегу, в Австрии, Франьо — на левом, в Венгрии. Франьо переправлялся на другой берег и воровал дрова, а поскольку тогда эти две страны были одной страной, то никому не было никакого дела до того, что Франьо и Мария влюбились друга в друга. Они были бедны как церковные мыши, они голодали, они холодали, восьмеро их детей умерло. Но семеро выжили, и Мария надеялась, что ее седьмой сын станет священником. Франьо хотел отослать его в Америку, но скопить 400 крон на дорогу не сумел. Иосипа призвали в Императорско-королевскую армию, он сражался, попал в плен, бежал. Летом 17-го он пытался бежать из России через Санкт-Петербург, потому что из Финляндии можно было морем переправиться в Америку. Его поймали, он сидел. Америка уплыла, разразилась революция, великая, октябрьская, потом настал Советский Союз и открылись новые возможности. Он женился на русской и познакомился с путиловским рабочим, который воспитал из него подпольщика. Вернувшись в свою деревню, он не снимал очки — для маскировки — и через очки увидал, что река уже разделяет не Венгрию и Австрию, а Словению и Хорватию, но никому до этого не было никакого дела, поскольку две эти страны были одной страной. Он шел вверх по ступенькам подпольной лестницы, попадал в тюрьму, объявлял голодовки, стал партизанским вождем и югославским президентом. Когда Сталин подослал к нему наемных убийц, он во всем разочаровался. Советский Союз тоже уплыл, и он затосковал по новому, третьему миру, такому, который был бы обоими мирами сразу и ни одним из них в отдельности. Он посмотрел на карту и обнаружил неприсоединившиеся страны. Став некоронованным королем третьего мира, он гастролировал по всему миру, о нем сняли фильм с Ричардом Бертоном в главной роли. В предсмертном телеинтервью он сказал, что все было не совсем так, как написано. Его бриллиантовое кольцо сверкало с экрана, и восьмидесяти-с-чем-то-летний диктатор казался довольным человеком. Тито не дожил до того, как югославская баскетбольная сборная завоевала золото, не дожил он ни до конца второго мира, ни до того времени, когда речка, некогда разделявшая, но и соединившая его родителей, стала настоящей границей.