Читать книгу - "Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь - Марек Хальтер"

Ее монолог становился все более патетичным. Речь текла без запинки. Мысли рождались как бы сами собой, и невесть откуда взявшиеся слова слетали с ее губ, как мыльные пузыри. Микоян расхохотался, сидевший по другую руку от нее Калинин зааплодировал. Следом за ними и весь стол разразился смехом, аплодисментами. Бухарин обратился к Микояну:

— В наше время, Анастас, нечасто встретишь настолько искренний энтузиазм. Браво, браво, Марина Андреевна! Так и надо!

Теперь Сталин на нее глядел добродушно. Улыбка прорезала две длинные складки по углам его рта. Взгляд Сталина был чуть насмешливым, немного удивленным, но в нем таилось что-то еще. И это нечто придало его лицу какое-то новое выражение. Однако было бесполезно пытаться проникнуть в его мысли.

Марина опустила голову. Ее щеки пылали. Интересно, за кого Сталин ее принимает? Как ее расписала Егорова, Марине было даже страшно подумать. К счастью, Сталин быстро от нее отвлекся. Героический Ворошилов поднялся с рюмкой водки в руке. Началась долгая череда тостов: «Вечная память нашему вождю Владимиру Ильичу!», «Навстречу XVII съезду партии!», «За Генерального секретаря товарища Сталина!», «За Председателя ЦИК товарища Калинина!», «За мировую революцию!», «За победу коммунизма!».

Рюмки, бокалы вздымались и опустошались с жадным урчанием. Ледяная водка припекла Марине кишки, проливалась на руку. Так можно и не заметить, как напьешься в дым. Остальные-то все были закаленные бойцы, готовые пить ночи напролет. Ей ли за ними угнаться? Марина закусила соленым огурчиком и кулебякой, чуть пригасив пожар в желудке. Ворошилова подала ей знак: не пей больше, достаточно пригубить! Теперь, когда возглашался очередной тост, они обе, переглянувшись, только делали вид, что пьют. Марина выпускала водку из уголка рта. Она тревожно взглянула на Сталина.

Вроде он опять о ней забыл. Всем его вниманием завладела Егорова. Ее воркующий смех, казалось, трепещет шелковым платочком поверх гогота, которым постоянно разражались товарищи. Егорова, как и Марина, выглядела пьяноватой, но уж она-то умела держаться. Да и Сталин был явно под хмельком. Его лицо изменилось: он чуть раскраснелся, теперь выглядел моложе. Щеки посвежели, рябинки стали не так заметны. Прыская от смеха, Сталин кидал в Егорову хлебные катышки. Запасшись снарядами, он целил в проем меж ее соблазнительных выпуклостей. Глубокое декольте облегчало ему задачу. Часть шариков оказывалась у нее в тарелке, но некоторые попадали точно в цель. Егорова повизгивала, вертелась, старалась ладонью заслонить вырез платья, еще больше обнажая грудь и приоткрыв комбинацию. Это уж всех привело в полный восторг. Ее соседи, бравый Серго и кавалерист Буденный, попытались прийти ей на помощь. Но Егорова их резко осадила:

— Руки прочь! Не лезьте, куда не надо! Еще чего!

И взмолилась:

— Ну хватит, Иосиф! Иначе сам будешь доставать. Прямо здесь, перед всеми.

Это еще больше развеселило товарищей. А Сталин ей ответил новым залпом. Егорова хихикала, растопыренными пальцами прикрывая вырез.

Марина тоже притворно подхихикивала, перебегая взглядом от одного сотрапезника к другому. Она была потрясена происходящим. Наконец ее взгляд уперся в Аллилуеву. Марину поразило лицо Надежды: лоб и скулы горели, губы словно провалились в разверстую щель ее рта, черные, как безлунная ночь, зрачки уставились в одну точку. Отчаянно бился искусственный цветок в ее волосах. Пальцы с такой силой вцепились в салфетку, будто хотели разорвать ее напополам. Жемчужина положила руку подруге на запястье. Но это Надежду не успокоило. Сталин и Егорова, не обращая на нее внимания, продолжали свою дурацкую игру.

Марина отвела взгляд. Ее сосед Микоян встал, чтобы возгласить очередной тост: «Смерть эксплуататорам, которые морят голодом трудовой народ!». Дальше все, как обычно, — звон бокалов и рюмок, гул одобрения. Но вдруг разразилась гроза. Вслед за вспышкой молчания громыхнул приказ:

— Надя, пей!

Сталин повторил:

— Не ломайся, выпей!

Он уже перестал забавляться с Егоровой. Его лицо опять изменилось, будто он теперь надел новую маску. Губы затаились под усами, взгляд сделался хищным, густые брови насупились, кожа вновь стала шероховатой. Марина им невольно любовалась. Мало кому из актеров удалось бы так стремительно целиком переменить свой облик.

Аллилуева молча глядела на него в упор. Она так и не выпила. Никто не решался нарушить молчание. Только Полина пробормотала:

— Ну Наденька…

— Он знает, почему я не пью!

Она так резко грохнула своей рюмкой об стол, что водка расплескалась, а из декольте Егоровой посыпались хлебные катышки. Не изменившись в лице, Сталин хмыкнул. Аллилуева продолжила издевательским тоном:

— Смерть эксплуататорам, которые морят голодом трудовой народ! Прямо в точку!

— Замолчи, Надя! Не делай глупостей!

— Ты сам все прекрасно знаешь. И я тоже. Я хожу по улицам, получаю письма. В стране голод, Иосиф! А ты себя ведешь как ни в чем не бывало.

Она была в раже. Голос резкий, чуть хрипловатый.

— Именно так — страна голодает, чтобы вы могли напиваться и обжираться!

— Надя!

Марина пугливо уткнулась в тарелку. Она чувствовала чужие взгляды на своих щеках, лбу, затылке. Они жгли, как раскаленный металл. Ее сердце колотилось. Откуда-то из-под селезенки на нее накатывали волны ужаса, хмель испарился. Ну и влипла! Хотелось зажмурить глаза и заткнуть уши, чтобы только не видеть и не слышать этой ссоры. Супруга Сталина перечит мужу, Генеральному секретарю партии. Скандал! Разве отпустят свидетельницу такой сцены подобру-поздорову?

Заговорил Каганович:

— Я только что вернулся с Северного Кавказа, Надежда Сергеевна. Был с инспекцией на Кубани. Знаете, что выяснилось? Зерна там полны закрома, но в каком состоянии? Все гнилое, проросшее. Кулацкая сволочь его гноит уже два года! Там кулак на кулаке, они прячут хлеб! Единоличники так ненавидят колхозы, что готовы уморить всю страну голодом. Да, товарищ Аллилуева, именно они морят трудовой народ! Банда оголтелых контрреволюционеров, которые спят и видят с нами покончить! Эту зловонную язву надо выжечь каленым железом. Я бы задал им жару, но товарищ Сталин не велит. И очень зря… Помните, Ильич твердил, что революцию не делают в белых перчатках? Он прав! Всего-то придется туда перекинуть несколько стрелковых рот да еще усилить их отрядом кавалеристов. И вы увидите: эти степи, ограбленные мироедами, станут нашей житницей!

Аллилуева молчала. И все молчали. Секунду, другую, третью… Этой паузой воспользовались официантки, чтобы убрать со стола опустевшие блюда, принести новые графинчики, а также сладости. Атмосфера разрядилась. Старик Калинин встал, опершись на Маринино плечо, и постучал ножом о рюмку, призывая к вниманию.