Читать книгу - "Черный ящик - Амос Оз"

Позволь обратить твое внимание, Алекс, на то, что кусок, который ты собираешься отломить этому маленькому фанатику, по самым грубым подсчетам, составляет семь-восемь процентов от всего, чем ты владеешь. Да и как мне быть уверенным, что завтра тебе там не стукнет что-нибудь в голову и ты не решишь поделить оставшееся между Домом неженатых отцов и Убежищем для избиваемых мужей?

А почему, собственно, ты должен отдавать ему деньги? Только лишь потому, что он решил жениться на твоей подержанной бывшей жене? Или в виде срочной помощи "третьему миру"? Или в качестве репараций за дискриминацию евреев -выходцев из восточных общин?

И если ты спятил окончательно, то, быть может, ты сделаешь небольшое усилие и направишь свое сумасшествие в иное русло: оставишь все свое имущество в наследство моим двум внукам? Я это тебе устрою без всяких комиссионных. А что, разве мы, выходцы из Германии, "йеке", страдали меньше "марокканцев"? Разве нас меньше унижали и топтали – вы, помешавшаяся на Франции русская аристократия из провинции Северная Биньямина?

Прими в расчет, Алекс, что внуки мои вложат твой капитал в развитие страны! В электронику! В лазеры! Они, по крайней мере, не растратят твои деньги на ремонт развалин в Хевроне и на превращение арабских отхожих мест в синагоги! Ибо я обязан сообщить тебе, мой дорогой Алекс, что почтенный господин, этот твой Мишель Анри Сомо, он хоть и очень маленький человечек, но фанатик очень даже большой. Нет, не фанатик-крикун, напротив, это фанатик этакого замаскированного типа: тихий, вежливый и жесткий. (При случае загляни в свою замечательную книгу, глава "Between Fanatism and Zealotry".)

Вчера я слегка прощупал мистера Сомо. Здесь, у себя в оффисе. Он с трудом зарабатывает каких-нибудь две тысячи шестьсот лир в месяц и четвертую часть из них жертвует небольшой религиозно-националистической группировке, которая чуть ли не на три пальца правее Движения за неделимый Израиль.

Кстати, вот еще что об этом Сомо: можно было подумать, что твоя потрясающая жена, лично проверив каждого пятого мужчину в Израиле, наконец-то выбрала себе какого-нибудь Грегори Пека, но, оказывается, что господин Сомо начинается (как и все мы) от самого пола, но примерно через метр шестьдесят неожиданно обрывается. То есть он ниже ее на целую голову. Быть может, она приобрела его со скидкой: плата – за каждый погонный метр.

И вот этот африканский Наполеон Бонапарт появляется у меня в оффисе. На нем габардиновые брюки и клетчатый пиджак, который ему несколько великоват, он кудряв, выбрит до синевы и обильно спрыснут после бритья каким-то радиоактивным одеколоном. Очки в тонкой золотой оправе, золотые часы на золотой цепочке, красно-зеленый галстук заколот золотой булавкой. А на голове, – чтобы сразу все поставить на свои места, – маленькая ермолка.

Выясняется, что сей джентльмен далеко не глуп. В особенности, когда дело касается денег. Или умения пробудить у собеседника чувство вины. А также но части бронебойных намеков на всевозможных могущественных родственников, занимающих стратегические позиции в муниципалитете, в полиции, в его партии и даже в налоговом управлении. Я могу обещать тебе почти с полной уверенностью, мой дорогой Алекс, что в один прекрасный день ты еще увидишь этого самого Сомо, заседающего в нашем Кнесете и поливающего оттуда смертоносным огнем прекраснодушных типов, подобных тебе и мне. Так что, может, тебе все-таки лучше поостеречься вместо того, чтобы оказывать ему финансовую поддержку?

Алекс, черт побери, какие у тебя перед ними обязательства? У тебя, замучившего меня до смерти своим бракоразводным процессом (в лучших традициях твоего сумасшедшего отца), -тогда ты заставлял меня сражаться, подобно тигру, чтобы она не получила от тебя ни гроша, ни камешка с твоей виллы в Яфе-Ноф, ни даже авторучки, которой она была вынуждена в конце концов подписать документы! Ты с трудом согласился, чтобы она взяла свои лифчики и трусики в придачу к нескольким сковородкам и кастрюлям, – в знак особой щедрости, да и тут ты уперся, как бык, чтобы приписано было "в виде особого исключения".

Так что же вдруг произошло? Скажи, быть может, кто-то тебе угрожает, кто-то тебя шантажирует? Если это так, то сообщи мне об этом немедленно, не упуская и не скрывая ни малейших подробностей, – как на приеме у врача. Немедленно подай мне сигнал, а затем откинься на спинку кресла и наблюдай, как я готовлю для тебя суп из их костей. И делаю это с превеликим удовольствием.

Послушай-ка, Алекс, но правде говоря, твои заскоки не должны меня интересовать. Сейчас у меня в производстве сочное, с гнильцой, имущественное дело (ценности, принадлежащие русской православной церкви), и то, что я на этом зарабатываю (даже если проиграю дело в суде), составит сумму, которая почти вдвое больше той, что ты решил преподнести в качестве пасхального подарка еврейству Северной Африки или Ассоциации стареющих нимфоманок. Go fuck yourself, Алекс. Только дай мне окончательное распоряжение – и я переведу все, что ты захочешь, когда захочешь и кому захочешь. Каждому – в меру его горлопанства.

Кстати, этот Сомо вовсе не криклив. Напротив, разговаривает весьма любезно, мягко, округло, с поучающе-дидактической нежностью, словно интеллектуал-католик. Похоже, что он и ему подобные по дороге из Африки в Эрец-Исраэль прошли основательную переподготовку в Париже. Внешне он выглядит больше европейцем, чем ты или я. Короче, он вполне может преподать урок хороших манер даже признанным знатокам этого дела.

Я спрашиваю его, к примеру, есть ли у него хоть какое-то представление о том, в честь чего профессор Гидон вдруг вручает ему ключи от сейфа? А он сдержанно мне улыбается (эдакая улыбочка: "Ну, в самом деле!" – словно я задал ему детский вопрос, который ниже его достоинства, да и моего тоже), отказывается от сигареты "Кент", предлагая мне свою "Европу", однако снисходит, – быть может, это жест, призванный выразить взаимную любовь сынов Израиля, – принять от меня огонь. Благодарит, бросает на меня острый взгляд, который его очки в золотой оправе, увеличивая глаза, делают похожим на взор филина в полдень: "Я полагаю, что профессор Гидон может ответить на этот вопрос лучше меня, господин Закхейм".

Я сдерживаюсь и спрашиваю его: разве подарок на сумму в сто тысяч долларов не возбуждает в нем, по крайней мере, любопытства. На это он мне отвечает: "Несомненно, мой господин", – и тут же замолкает, не прибавив ни слова. Я выжидаю, наверное, секунд двадцать, прежде чем сдаюсь, и спрашиваю, нет ли у него, случаем, какого-нибудь собственного предположения на этот счет. А он мне отвечает спокойненько, что да, есть у него такое предположение, однако, он, с моего позволения, предпочтет услышать мои личные соображения.

Ну, тут-то я решил огреть его прямым снарядным попаданием. Я надеваю маску Закхейма-Грозного, которой пользуюсь при перекрестных допросах, и выпускаю но нему залп – с краткими эффектными паузами между словами:

– Господин Сомо, если вас это интересует, то мое предположение таково: кто-то оказывает на моего клиента сильное давление. Это то, что называется у вас "подарок для отвода глаз". И я намерен как можно скорее выяснил. КТО, КАК и ПОЧЕМУ.

Но эта обезьяна виду не подает, улыбается мне сладкой улыбкой религиозного святоши и отвечает: