Читать книгу - "Новая жизнь - Орхан Памук"

Не глазами, а встревоженным сердцем заметил я силуэт Джанан там же, на улице, в наливавшемся свинцом свете снежной бури. Она была одета в лиловое пальто. Так значит, сердце мое — в тайне от меня, помнило это пальто. Рядом с ней шел Мехмед в светло-сером пиджаке — он брел по снегу словно злой дух, не оставляя следов. Мне захотелось догнать их.

Они остановились там, где два дня назад торговец продавал книги, и стали о чем-то говорить. По их жестам, по обиженному виду Джанан и по тому, как она отступила назад, я понял, что они спорили, — так ругаются давние любовники, уже привыкшие к перебранкам.

Затем они пошли дальше, но вскоре опять остановились. Теперь они оказались далеко от меня, но по их позам и по взглядам прохожих я понял, что они продолжают ругаться.

Но длилось это недолго. Джанан развернулась и пошла назад, в сторону Ташкышла, где был я, а Мехмед еще некоторое время смотрел ей вслед, а потом пошел по направлению к Таксиму. Сердце у меня опять заколотилось.

Именно в тот момент я увидел человека с розовым полиэтиленовым пакетом в руках, переходившего улицу на сторону остановки маршрутных такси Сарыйер. Я сосредоточился на изящных шагах легкой тени в лиловом пальто и вовсе не собирался обращать внимание на кого-то там, переходившего дорогу. Но в движениях человека с розовым пакетом была какая-то фальшь, которую трудно было не заметить. Когда до тротуара оставалось несколько шагов, человек вытащил что-то из розового пакета. Пистолет. Он направил его на Мехмеда, который тоже успел его заметить.

Сначала я увидел, как Мехмед вздрогнул. Затем до меня донесся звук выстрела. Потом второй. Я думал, услышу и третий, но Мехмед покачнулся и упал. Стрелявший отшвырнул пакет и побежал к парку.

Джанан с несчастным видом продолжала идти в мою сторону маленькими, легкими, изящными шагами. Она не услышала выстрелов. По перекрестку с грохотом пронесся грузовик с апельсинами, засыпанными снегом. Казалось, он был воплощением целого мира.

Я заметил на остановке какое-то движение. Мехмед поднимался на ноги. А вдалеке, по заснеженным дорожкам парка, вниз по склону холма, направляясь к стадиону Инёню, бежал стрелявший человек, подпрыгивая и дергаясь, как клоун. Вдогонку за ним мчались две игривые черные собаки.

Мне следовало бежать вниз, перехватить по дороге Джанан и рассказать ей о случившемся, но я застыл, наблюдая за Мехмедом, — покачиваясь, он растерянно озирался по сторонам. Сколько я так простоял? Долго, очень долго — до тех пор, пока Джанан не завернула за угол, где начинался квартал Ташкышла, и не скрылась из виду.

Я наконец опомнился, сбежал вниз, пробрался между охранниками, студентами, уборщицами и швейцаром у дверей. Когда я добежал до главных ворот, Джанан и след простыл. Я быстро поднялся по лестнице, но Джанан так и не заметил. Потом я побежал на перекресток. Ничто не напоминало о случившемся, я никого не встретил. Мехмеда тоже нигде не было, исчез и полиэтиленовый пакет, который выбросил стрелявший.

Снег в том месте, где Мехмед упал, подтаял и смешался с грязью. Мимо прошла красивая, нарядно одетая женщина с двухлетним малышом в тюбетейке.

— Мама, скажи, куда зайчик убежал, куда он убежал? — повторял ребенок.

В панике я повернул в другую сторону, к остановке Сарыйер, Мир словно замер, скованный безмолвием снега и равнодушием деревьев. Обоих водителей такси, похожих друг на друга как две капли воды, очень удивили мои вопросы. Они понятия не имели, о чем идет речь. Парень с грубым, как у разбойника, лицом, разносивший им чай, тоже не слышал никаких выстрелов, хотя, впрочем, его трудно было чем-то удивить. Контролер с автобусной остановки, державший в руке свисток, вообще посмотрел на меня так, как будто это я стрелял. На стоявшую неподалеку сосну вдруг слетелись вороны. В последний момент я заглянул в отъезжавшую маршрутку и, волнуясь, спросил, не видел ли кто-нибудь чего-то необычного. Одна пожилая женщина сказала:

— Только что какая-то девушка с парнем поймали здесь такси и уехали.

Она махнула в сторону Таксима. Я побежал туда, зная, что совершаю глупость. На площади, окруженный продавцами, машинами и витринами магазинов, я подумал, что я абсолютно одинок. Я уже собирался идти в Бейоглу, как вдруг вспомнил о больнице скорой помощи, — я тут же помчался с проспекта Сырасельвилер и, как пострадавший, которому требовалась неотложная помощь, вошел В приемный покой, вдыхая запах йода и эфира.

Я увидел окровавленных мужчин — одни в разорванных брюках, другие в гипсе. Я увидел бледные, посиневшие лица тех, кто, похоже, отравился, и тех, кого мучил гастрит. Видимо, им уже промыли желудки, и теперь они лежали на носилках на улице, среди припорошенных снегом горшков с цикламенами. Полный, но симпатичный пожилой человек ходил от двери к двери в поисках дежурного врача, сжимая в руке конец жгута из разорванного белья, которым он крепко перевязал руку, чтобы не умереть от потери крови. Я показал ему, куда идти. Два старинных приятеля, изрезав друг друга одним ножом, сидели перед дежурным полицейским и, пока он писал протокол, послушно рассказывали ему, как все произошло, то и дело извиняясь за то, что забыли этот нож дома. Я дождался своей очереди и узнал сначала у медсестер, а потом у полицейского, не было ли сегодня здесь раненого студента и девушки со светло-каштановыми волосами. Нет, не было.

Потом я зашел в муниципальную больницу Бейоглу: мне показалось, я увидел снова тех же приятелей, изрезавших друг друга; тех же девушек, пытавшихся свести счеты с жизнью, выпив йода; тех же подмастерьев, у которых либо рука попала в машину, либо иголкой проткнуло палец; тех же пострадавших пассажиров, которых зажало либо между автобусом и остановкой, либо между паромом и пристанью. Я внимательно изучил регистрационные записи, ответил что-то полицейскому, которому мой интерес показался подозрительным, и, вдохнув запах лавандового одеколона, которым полил нам руки счастливый отец, подымавшийся в родильное отделение, вдруг испугался, что сейчас расплачусь.

Начало смеркаться, и я снова вернулся к месту происшествия. Я прошел мимо маршрутных такси и направился в парк. Вороны, гневно каркая, пикировали над моей головой, но потом они попрятались на деревьях, затаившись в ветвях. Казалось, я был в центре города, но я не слышал его шума — одну лишь оглушительную тишину; я ощущал себя убийцей, который зарезал кого-то и теперь вынужден прятаться. Вдалеке бледно-желтым светом светились окна аудитории, где Джанан поцеловала меня; должно быть, там шли занятая. Деревья, чья беспомощность поразила меня утром, превратились теперь уродливые, бесформенные и бессердечные образования коры. Я медленно брел по снегу, который попал мне в ботинки, как вдруг заметил следы человека с полиэтиленовым пакетом, который четыре часа назад бежал вприпрыжку по снегу. Чтобы убедиться, что следы существуют, я прошел по ним вниз до дороги, потом вернулся; когда я шел обратно, я заметил, что мои следы давно перепутались со следами человека с пакетом. Тут из-за кустов появились две черные собаки — так же как и я, они были свидетелями произошедшего, так же как и я, они были виновны; испугавшись меня, они убежали. Я остановился и посмотрел на небо: оно тоже было черным, как собаки.