Читать книгу - "Утопая в беспредельном депрессняке - Майкл О'Двайер"

В последнее время я почти все это забыл, а теперь оно будто снова возвращалось ко мне. Не последовательно, одно за другим, как это было в действительности. Сейчас все было перемешано — обрывки воспоминаний, соединявшиеся у меня в голове. В основном это были хорошие, счастливые воспоминания; я даже не помнил, что забыл их. Они воскрешали события, которые когда-то действительно имели место, но прежде я о них никогда не вспоминал. Они были как забытые впечатления других людей обо мне.

Одноклассники.

— Алекс, привет, как дела? Помнишь, как мы впервые попробовали травку? Помнишь? Это было клёво. За сараем. Я думал, ты блеванешь, честное слово. Весь позеленел, потом покраснел, потом посинел и опять позеленел.

— Все так делают, не только он.

— При чем тут все, дурья башка. Ты ничего не понимаешь.

— Думаешь, эти воспоминания помогут ему?

— Ну, уж никак не навредят.

— Его старик просил нас говорить с ним о чем-нибудь таком, что пробудит его воспоминания. Ну, короче, чтобы у него мыслительный процесс пошел.

— Ну да.

— По-моему, он нас не слышит.

— А если слышит, то толку от твоей болтовни мало.

— Главное — исключить негативные эмоции.

— Негативные эмоции?

— Ну да. В такой ситуации надо думать позитивно.

— Чушь собачья.

— Это правда, Богом клянусь.

— Слушай, а может, он сейчас видит Бога? Говорят, такое бывает. Видишь в конце туннеля ослепительный свет, и вдруг появляется Бог.

— Вот это как раз чепуха, которой забивают голову всяким придуркам.

— Слушай, если ты не заткнешься, то заработаешь сейчас у меня.

— Ага, очень позитивно.

Сьюзен.

— Сегодня ты выглядишь намного лучше, Алекс. Может быть, в субботу мы сходим в кино? Я на днях видела замечательную витрину. Там есть рубашка, которая наверняка тебе пойдет, — белая, с голубыми полосками. Знаешь, я очень скучаю без кино. Я даже не думала, что буду так скучать. Опять показывают «Заклинателя». В субботу покажут в последний раз. Нам еще, конечно, нет восемнадцати, но я поговорила с билетером, и он позвал директора, и тот поговорил со мной, после чего я поговорила с Винсентом, он поговорил с моим папой, и папа договорился с директором, что нас пропустят. Оказывается, папа, вместе с несколькими своими друзьями, является совладельцем этого кинотеатра, или партнером, или что-то вроде этого. Но нам придется сидеть в будке киномеханика. Папа сказал, что он тоже будет с нами. Я думаю, он не очень хочет смотреть этот фильм, но он сказал, что раз я так давно хочу его посмотреть, то почему бы ему не посмотреть тоже. Я думаю, он боится, но не хочет этого показать.

Мне, во всяком случае. Ох уж эти мужчины. Что ты говоришь, Алекс?

Винсент.

— Я помню, как твой папа, Алекс, всегда выгуливал своего пса. Таскал его и в дождь, и в слякоть, и в хорошую погоду. А один раз я видел, как он расчищает в снегу дорожку, чтобы возить по ней Джаспера. Я думаю, он делал это для того, чтобы рассмешить нас. Он ведь знал, что мы за ним наблюдаем. Вот и старался вовсю, чтобы спектакль удался. Он был артистом в душе. Непрерывно рассказывал всякие истории. По большей части он рассказывал всякие необыкновенные истории об обыкновенных случаях, которые с ним действительно происходили. Переиначивал все немного, чтобы было интереснее. А если он не мог исказить истину, то игнорировал ее. Настоящий художник слова в своем роде. Он повсюду брал тебя с собой, помнишь? Папа любил тебя больше всего на свете. Он был хорошим человеком, хотя временами становился сущим брюзгой, раздражительным до невозможности, угрюмым, нелюдимым. Но умел и рассмешить всех. И при этом даже не старался нарочно, у него это как-то само собой выходило. Он однажды сказал мне, что слышать, как люди смеются, лучше, чем даже делать снимок. Он всегда употреблял выражение «делать снимок», а не «фотографию». Фотография, говорил он, это то, что получается после проявления и печати, а тогда все волшебство уже пропадает. По его словам, важнее всего тот миг, когда спускаешь затвор и знаешь, знаешь заранее — это важно, — что у тебя получится хороший снимок. Он называл это волшебством.

Сестра Макмерфи.

— Алекс, я не знала. Я ничего не знала про своего мужа. Я так сожалею.

Ребекка.

— Алекс, очнись, пожалуйста. Ты должен очнуться. Нам всем тебя не хватает. Даже моим плюшевым мишкам. Они скучают по тебе. При тебе они оживали. Ты заставлял их ходить, разговаривать и даже летать. Без тебя они не могут этого делать. Они ждут приключений. Помнишь, ты рассказывал им столько всяких историй. Очнись, Алекс. Я хочу, чтобы ты спел мне колыбельную. Пожалуйста.

Хелена.

— Ах, Алекс, Алекс. Я знаю, ты слышишь меня. Просыпайся. Ты опоздаешь в школу. Завтрак готов. Остынет. Винсент ждет тебя. И не забудь поесть в школе. У тебя есть деньги? Не разговаривай с незнакомыми людьми на улице. Закутайся как следует. Будь внимателен на уроках. Не доводи учителей. Не выбегай на проезжую часть. Не спеши. Прежде чем переходить через улицу, посмотри в обе стороны. В конце недели ты можешь пойти в кино со Сьюзен. Но не болтай слишком долго по телефону. Как сегодня было в школе? На дом что-нибудь задали? Можешь посмотреть телевизор, но не больше часа. И только после того, как сделаешь уроки. Мало ли что говорит Бог. В этом доме я хозяйка. Нет, просто Винсенту нравится так думать, и я ему не перечу. Пускай тешится этой мыслью. Через полчаса пора ложиться. Ну, ладно, но не позже, чем через час. Это уже другая программа. Немедленно в постель. Он в своей студии. По-моему, я тебе еще полчаса назад говорила, чтобы ты ложился. Винсент де Марко, ему уже давно пора быть в постели, а ты его отвлекаешь. Ох уж эти мужчины. Всю жизнь остаются детьми. Спать, Алекс, спать. Спокойной ночи.

Бобби.

— Я все равно доберусь до тебя, проклятый убийца. Сколько еще человек ты собираешься укокошить, Алекс? Что с тобой происходит? Ты думаешь, кто-нибудь, кроме тебя, виноват, что твои родители погибли? А ты обвиняешь нас! Только ты один знаешь, как они погибли, разве не так? Кроме тебя, никто точно не знает, что случилось с Виски и Элизабет. Уверен, ты убил их… и всех остальных. Тебе достаточно оказаться рядом, и люди начинают умирать. А ты ведь поверил мне, когда я сказал, что это я убил Гудли и Альфреда. С какого перепуга я стал бы убивать их? Я сочинил это всё так же, как ты. Просто я сочинил лучше, чем ты. Я думал, это ты убил Гудли, честное слово. Но я не мог сказать тебе об этом. Боялся, что ты побьешь меня. Все, что мне оставалось делать; — притвориться, будто это я убил его, и посмотреть, как ты будешь реагировать. А ты никак не реагировал. Очевидно, он умер от передозировки. К смерти Альфреда я тоже не имею никакого отношения. Я же пошел на кухню вслед за тобой, ты забыл? И нас оттуда прогнали. Я наврал тогда, Алекс, я все это придумал. Ты поступаешь так же, и твой отец поступал так же. Знаешь, Алекс, я тебя боюсь, правда боюсь. Все эти люди умерли, потому что были рядом с тобой. Может, я следующий на очереди, или папа с мамой, или Бекки. Я искренне надеюсь, что ты не очнешься. Прости, конечно, но я надеюсь, что ты умрешь, не приходя в сознание, и тогда никто из нас не умрет. Ты приносишь несчастье. Я знаю, ты делаешь это не намеренно, просто — так устроен. Но если ты проснешься и оклемаешься, Алекс, то, Господи прости, я тебя убью. Богом клянусь, я убью тебя! Если ты встанешь, я все равно доберусь до тебя я доберусь до тебя доберусь до тебя доберусь до тебя доберусь до тебя доберусь до тебя…