Читать книгу - "Лонгборн. "Гордость и предубеждение". Из жизни слуг - Джо Бейкер"

На следующий день он нагнал нескольких отбившихся от полка солдат. Издалека увидел неясные очертания фигур, проступающие сквозь дорожную пыль. Двое присели у придорожной часовенки. У раскрашенной деревянной мадонны были выковыряны глаза, а листья и ягоды у ее ног замерзли, побитые морозом. Ниже, в каменной чаше, бил ключ, прозрачная вода вскипала, как в кастрюле, от нее поднимался пар. Солдаты напились и теперь отдыхали. Они выглядели непривычно чистыми, один обтирал шею намоченным платком. Джеймс подковылял к ним.

– Англичанин! – проговорил он издали, махнув рукой.

Солдаты переглянулись. Один кивнул, но никто из них не проронил ни слова.

– Слава богу, я вас все-таки нашел!

Джеймс упал на колени перед родником, зачерпнул воды и напился, ощущая вкус теплой сернистой воды и своей грязной и потной ладони. Не стряхнув капель с подбородка, он стянул с шеи платок, чтобы отереть пыль и пот.

– Далеко отсюда до главных сил?

Двое снова обменялись взглядами.

– Я потерялся, отстал. Спешил, чтобы догнать… несколько дней уже. – Джеймс потряс головой от бессилия – он не мог определить, сколько времени бредет по дороге.

Один из солдат рассмеялся, в его смехе не было радости.

– Что? Что случилось?

Солдат только мотнул головой.

– Французы напали? Мы разгромлены? Отступаем?

Наконец один из них подал голос. Он оказался валлийцем и говорил с таким сильным акцентом, что в первую минуту Джеймс ничего не смог разобрать. Смысл сказанного дошел до него позже, когда эти двое уже поднялись и двинулись по дороге в другую сторону.

– У нас все в полном порядке, дружище, да только мы сами решили, что лучше нам потеряться.

До своей части он добирался еще три дня и нагнал войска на окраине небольшого городка. Джеймс испытал такое облегчение, будто все это время тащил на плечах неподъемный груз, а теперь сбросил его – и от легкости чуть не взлетел в небо, подобно воздушному змею. Шум, голоса, привычная неразбериха и зловоние – все это внушало ему отвращение… и чувство надежности.

Пройдя сотню ярдов сквозь толпу, он разыскал офицера, поприветствовал его и назвал себя. Офицер кивнул и махнул рукой в сторону большого здания на площади. В этом каменном доме с балконами, сплошь покрытом затейливой резьбой, разместились офицеры.

Джеймс доложился писарю, назвал свое имя. В тусклом вечернем свете тот покопался в записях, болезненно морщась: на шее у него зрел чирей. Оторвавшись от бумаг, писарь вышел в коридор, вернулся уже с двумя вооруженными конвоирами:

– Вот он. Делайте что положено.

Конвоиры схватили Джеймса, заломили ему руки за спину. Он стал вырываться:

– Я ничего… за что?

– Ты дезертир.

– Нет…

– Твой сержант заявил о тебе.

– Был бы я дезертиром, зачем мне возвращаться?

Писарь равнодушно пожал плечами:

– Все дезертиры так и делают. Сперва хлебнут лиха, а потом возвращаются.

Закованного в кандалы Джеймса бросили в подвал, в котором пахло вином и мышами. Сквозь узкое, как бойница, зарешеченное оконце под потолком едва сочился свет. Кто-то швырнул сверху одеяло. Джеймс набросил его на плечи, опустился на холодный каменный пол и закрыл глаза. Страх ослабил хватку, скользнул прочь и кольцами свернулся в углу.

Его не станут долго держать взаперти, это просто невозможно сейчас, когда полным ходом идет отступление. Его вызовут, потребуют объяснений, и все сразу же прояснится, как только он укажет настоящих виновников – а он сделает это без колебаний, – тех пехотинцев, которые не разбудили его, когда выступали войска, а сами сбежали, похитив лошадей. Правда, он не был уверен, что их удастся разыскать. Могло статься, что как раз они-то и есть дезертиры, тогда лошадей они свели не чтобы съесть, а чтобы на них ускакать. Но главное – и это было для него совершенно очевидно и не подлежало сомнению – произошла нелепая ошибка: он не дезертир и не должен нести наказание за то, чего не совершал.

Время ползло, свет из зарешеченного оконца медленно перемещался по стене. Джеймс задремал, свесив голову, и видел во сне ферму. Ему приснились луговые травы, прохладное небо и дикая земляника. Еще приснился тот джентльмен, который как-то потрепал Джеймса по вихрам, назвал славным пареньком и спросил, всем ли он доволен.

Проснувшись, Джеймс затосковал по дому как никогда прежде. Ему бы только пережить отступление, все стычки и перестрелки, в которых еще доведется побывать, добраться до Ла-Коруньи и до моря, попасть на корабль до Англии. Если посчастливится пережить эту беду и все прочие беды, что выпадут в остающиеся до конца военной службы одиннадцать лет, то в один прекрасный день он возвратится в Хартфордшир. Это была цель, к которой стоило стремиться, которая ожидала его в конце пути: подлинный рай на земле. Если старик еще жив, Джеймс разыщет этого мистера Беннета, который много лет назад обратил на Джеймса внимание и даже поинтересовался, хорошо ли ему живется. Мистер Беннет был добрым человеком и важной персоной, самой важной в деревне близ Меритона, и, если мистер Беннет наймет его, Джеймс с радостью пойдет к нему в услужение.

Моргающего со сна Джеймса вытолкнули на холод и свет: земля закачалась под ногами. Вокруг гудели голоса. Его поволокли вперед: перед глазами мелькали разноцветные круги. Вокруг гремели голоса. Снежная крупа колола лицо.

Наручники с одной руки сняли, потом надели снова, и оказалось, что он прикован к неструганому деревянному столбу. Он не понимал, зачем это нужно. Не надо, хотел он сказать, я не хочу, но рот пересох, и его голос прозвучал как писк, которого часовой не расслышал или не захотел расслышать. Но Джеймс ждал, что ему дадут высказаться, и тогда все выяснится и встанет на свои места.

Артиллеристы собрались вокруг – сутолока выцветших синих мундиров. В поле зрения возник сержант Пай. Он прочитал обвинение, Джеймс видел, как шевелятся губы, пытался разобрать слова. Наконец начал понимать, и ужас нахлынул, как вода, он поднимался от лодыжек к коленям, все выше, достиг рта, носа. Джеймс рванулся, пытаясь сбросить оковы, замотал головой. Запекшимися губами выговорил:

– Нет…

– Нарушение воинского долга, порча имущества, дезертирство…

– Нет!

– …перед лицом неприятеля…

– Я не дезертир…

Сержант Пай кулаком ударил его в затылок. Джеймс врезался скулой в столб.

Ему не позволено было говорить. За него говорили факты. Джеймс сплюнул кровь. Нащупал языком сломанный зуб. Все поплыло перед глазами.

Пай продолжал обвинительную речь: дезертирство, бегство перед лицом врага, из всех преступлений, какие может совершить солдат, это – самое позорное.

Глаз заплыл, и Джеймс почти ничего не видел. С ресниц капала кровь. Голова раскалывалась.