Читать книгу - "Сара - Дж. Т. Лерой"

Ле Люп так и не «помазал» меня. Он обращался со мной точно с прикормленным диким зверем — даже гладил с какой-то опаской, хотя, по слухам, все местные ящерицы носили отметины от его зубов. Он никогда не вонзал мне зубы в шею, чтобы оставить свое клеймо и ввести в кровь свою слюну, вызвав вечное неутолимое желание.

Он только гладил меня по головке да пятки чесал. Короче, занимался тем же самым, чем раньше Глэд. И дальнобойщики не смели ко мне прикоснуться. Временами патрон так зажимал мне ладонь, что казалось, сейчас он ее сломает, но я только закусывал губу, не издавая ни звука, и тогда Ле Люп немедленно оставлял меня в покое.

Одежда, в которой я сюда приехал, давно истрепалась и была заменена на ангельские кружевные одеяния в оборочках, в которые облачил меня Ле Люп. Я лежал как декоративное украшение поверх одеял.

Ле Люп пальцем не трогал меня, даже во время переодевания, словно я стал чем-то неприкосновенным. Если я говорил, что не могу дотянуться до молнии на спине, она так и оставалась расстегнутой.

— Он не хочет осквернить тебя своим прикосновением, — пояснила Стелла, кормившая меня с ложечки прямо в кровати. — Как только Ле Люп увидел твою детскую нетронутую кожу — она поежилась, — он испугался, что мог покуситься на тебя и навлечь вечное проклятие на свою душу.

— А также на свой гребаный поднос для приношений, — сплюнула Пух.

— Что это торчит у тебя из-под блузки? — спросил Ле Люп однажды, когда я надел непривычно тесный шелковый топик.

— Это же крестик, разве не ясно? — пояснила Петуния. — Она его никогда не снимает. Самодельный резной крест, он так классно проступает у нес под одеждой.

Я только кивнул и притворно закашлялся, зажимая грудь рукой, чтобы скрыть предмет, выдающий меня с головой.

— Что-то он слишком велик для крестика, — сказал Ле Люп, пересчитывая пачки денег. — Я куплю тебе другой в универсаме «Пэй-март».

Я неохотно расстался с енотовым пенисом, вышвырнув его за окно и понимая, что теперь моя карьера похоронена под одним из раскидистых лопухов скунсовой капусты.

Я завидовал Пух, которая красовалась в кожаных мини-юбках, бюстгальтерах с серебряными блестками, на тонких до головокружения шпильках. Она притаскивала Ле Люпу все больше мятых банкнот, которые он, не глядя, засовывал в башмаки.

— Надеюсь, твое здоровье не подведет нас в ближайшее время, — вымолвил он со знакомой усмешкой, после того как у моей кровати были протянуты бархатные канаты, чтобы организовать очередь и избежать случайностей в виде драк и перестрелок.

— Даже отчаявшиеся ящерицы не нарушают очередь к Джакалопу, — подтрунивала Стелла.

— Дальнобойщики — отчаянный народ и готовы пойти на все, чтобы снять инспектора сзади — гораздо на большее, чем ящерицы — чтобы прицепить кого-нибудь спереди, — заметил Лаймон, тративший всю свою зарплату за право погладить мои ноги.

Иногда, когда моя ладонь покоилась на сердце у очередного «джона» Пух, я начинал чувствовать, как раскрывается мое второе зрение. Странное смутное ощущение, будто пытаешься вспомнить какой-то особенный запах из детства. Я чувствовал, какую позицию в сексе они предпочитают, угадывал их любимое наказание, а также к каким ругательствам и обидным прозвищам они неравнодушны и чего именно жаждут, чтобы им простонали на ухо.

Пух перестала притаскивать клиентов, после того как водитель шаланды, груженной кингефордским углем, первым делом запросил свидания со мной. Приложив ладонь к его взмокшему лбу, я вдруг увидел вспышки похоти и страсти, столь черной и отвратительной, что только вздрогнул и отстранился. Все тут же заметили происшедшее и восприняли это как знак божественного промысла. Ле Люп прошептал мне потом на ухо, что надо как можно чаще включать это в репертуар трюков. С тех пор я не делал ровным счетом ничего, кроме как полеживал и время от времени проваливался в сон: новые способности обеспечили еще большее обожание и привязанность, не говоря уже о преклонении паломников, число которых росло день ото дня. Но Пух прекрасно знала, чем был вызван мой трепет от прикосновения к этому человеку Она заметила, что я обратил внимание на синяки, оставшиеся у нее на шее, и синюшную бледность в лице, которая сохраняется некоторое время после удушья. Пух понимала, что с ней могло произойти. Она вторым зрением угадала, что ему нельзя сопротивляться — и он вскоре потерял к ней интерес и ослабил хватку. Именно эта вялость, а также отсутствие испуга во взгляде спасли ее. Она стала первой ящерицей, побывавшей в его руках, не найдя при этом свою смерть в придорожной канаве на обочине. После чего, поняв, что он не может задушить ее, дальнобойщик разразился безутешными рыданиями. И Пух уговорила его рассказать обо всем Ле Люпу, не приводя, естественно, списка жертв. Иными словами, Пух становилась проституткой-психологом высокого класса — из тех людей, что привлекают интерес прессы и телевидения.

Она в самом деле была проницательной девушкой, наделенной к тому же предчувствием — или тем, что скрывается за названием.

Конечно, человек этот был слишком омрачен, чтобы так вдруг встать на религиозный путь исправления, но, наслушавшись обо мне, покровительнице дальнобойщиков, решил, что этот визит поможет вернуть ему душевные силы.

Как только я убрал руку с его лба, мы с Пух уставились друг на друга в молчании. Что-то прошло меж нами, какая-то искра пролетела — словно бы один застал другого в туалетной кабинке за мастурбацией. Я стал частью чего-то глубоко интимного в ее жизни. Испытал ужас предчувствия смерти, который сковал Пух, когда в ее горло впились пальцы маньяка. И ей стало кое-что известно обо мне, чего я прежде не раскрывал никому. Нечто тайное. Хмуро кивнув, Пух подавила улыбку — но в глазах промелькнула какая-то искра, с намеком, что теперь ее очередь унизить меня.

— Сегодня будешь ходить по воде, — объявил Ле Люп со стремянки — он менял лампочку в подсветке перед началом утренней службы.

— Это как? Я же не умею…

— Ничего, у Иисуса ведь тоже получилось с первого раза. По мановению души и ты пойдешь. — Он хрипло рассмеялся, сбросив на постель перегоревшую красную лампочку. — Прибывает колонна баптистов с Севера, специально, чтобы поглядеть на тебя. Янки-баптисты!

Он сплюнул, и плевок приземлился рядом с лампочкой.

— Зато у этого народа есть бабки, — пробурчал он сквозь зубы, спускаясь по стремянке, — и мы устроим им чудо за бабки…

Не шелохнувшись, я смотрел, как он хватает лестницу своими огромными лапищами — вот так же, совсем недавно, он уволок одну девушку в соседнюю комнату.

— Оденься поприличней. В ту розовую тряпку, что я тебе купил. Организуем выездное шоу. — Он хлопнул ладонями так, что я вздрогнул, вспомнив крики из соседней комнаты. Провинившиеся девушки молили о пощаде и клялись, что такого больше никогда не случится.

— Пошли! — Он снова хлопнул так, что я чуть не подпрыгнул. Вскочив с кровати, я метнулся в специально устроенную для меня гардеробную.