Читать книгу - "В будущем году - в Иерусалиме - Андре Камински"

Ужасно, но факт: мой дед по материнской линии на старости лет пополнил ряды тех, кто получал выгоды от войны. Всю жизнь он был неудачником, пытаясь прыгнуть выше собственной головы в искусстве тратить больше, чем зарабатывать. Сказать точнее, этим больше грешила его супруга, то и дело позволяя себе жить не по средствам. С первых дней их супружества он мечтал осыпать подарками свою очаровательную супругу и таким веками испытанным способом добиться ее к себе расположения. Увы, все это оказалось ему не по зубам.

Неожиданным образом случай таки подвернулся: кайзер Франц Иосиф объявил своим недругам войну, и Конрад фон Хетцендорф сейчас же распорядился начать мобилизацию мужского населения империи. Для семейства Розенбахов настал момент больших перемен. Сотни тысяч людей стали спешно готовиться к сборам для отправки на фронт. Бесконечные очереди выстраивались у разного рода госучреждений, а также у фотоателье. Многим хотелось поскорее обзавестись семьей, прежде чем быть отправленным в готовящуюся для них мясорубку. Другие просто фотографировались на память, понимая, что дорога на фронт вполне может оказаться улицей с односторонним движением.

В хозяйстве Розенбахов настал час пик. От клиентов не было отбоя, и поток их нарастал. Флоридсдорф был пролетарским районом, который являлся главным источником пополнения воинских рядов, и потому потребность оставить о себе хотя бы недорогой снимок на память была самой высокой в столице.

Испокон веков малоимущих первыми гонят на передовые позиции всех без исключения боен. Те, кто побогаче да к верхам поближе, всегда располагают средствами и способами находить для себя укромные местечки в глубоком тылу, подальше от пуль и снарядов.

Таким образом, в бедняках и беднягах, гонимых на бойню и жаждущих запечатлеть себя напоследок, недостатка не было. Благодаря этому дед мой невольно стал самым крупным в двадцать первом округе Вены оптовым торговцем памятью. Он выпекал пирожки в виде памятных фотографий по три кроны за дюжину, и не было дня, чтобы он не положил себе в карман меньше сотни крон.

Жизнь в достатке ключом забила на Фрейтаггасе, а с ней пришли и новые непредвиденные трудности. Утром первого же дня войны комната ожидания ателье была битком набита солдатами, пожелавшими быть в последний раз запечатленными непременно в присутствии своих близких — матери, подружки или возлюбленной. Поздним вечером Лео, выжатый, как лимон, чуть приоткрыл дверь ателье и спросил, есть ли еще желающие. Отозвался какой-то облезлый прапорщик, прижимавший к себе щуплую барышню, которая от страха тряслась всем телом и не переставая бубнила одно и то же:

— У меня будет от тебя ребенок, Тони. Если ты не вернешься, я удавлюсь.

Мой дед был до мозга костей преданным монархистом, но эта грустная сцена тронула даже его сердце и угрызением совести застряла в самом горле. Сочувствие свое он выразил особенным образом, официально спросив хриплым голосом:

— Ваше имя, пожалуйста?

— Хавличек Антон, — ответил прапорщик.

Подружка его между тем продолжала тихо причитать:

— Я жду ребенка, Тони, ты не должен умереть…

Лео сам готов был вот-вот разрыдаться, но взял себя в руки и спросил прохладным тоном:

— Где проживаете?

— На Шпиц, номер двенадцать. Сто шагов отсюда.

— Сын торговца кониной, если не ошибаюсь?

— Не задавайте столько вопросов, нам нужно спешить…

— Вы отправляетесь на фронт, как я понимаю…

— Куда же еще? Завтра чуть свет, когда вы еще будете пукать в вашу перину, в шесть часов мы отправляемся. Фотографии заберет эта барышня, моя невеста.

Не в силах больше сдерживаться, девушка стала безудержно всхлипывать:

— Если ты не вернешься, Тони, я выброшусь в окно.