Читать книгу - "Шкура - Курцио Малапарте"

Разорванное в клочья небо кровоточило на востоке, своей кровью оно окрашивало море в красный цвет. Горизонт раскалывался на части, проваливался в огненную бездну. Сильные толчки сотрясали землю, дома подрагивали на фундаментах, глухо ударялись о мостовую сорванная черепица и куски отпавшей штукатурки, верные предвестники надвигающейся катастрофы. Повсюду слышался треск, похожий на звук ломающихся костей. И над скрежетом обрушений, над стенаниями и воплями ослепленных паникой людей, мечущихся взад-вперед по улицам, поднимался, врезаясь в небо, страшный крик.

Это Везувий кричал в ночи, выплевывая кровь и пламень. Со дня последней катастрофы Геркуланума и Помпей, похороненных живьем под слоем пепла и камней, мир не слышал такого страшного, рвущегося в небеса крика. Гигантское огненное древо вырастало из жерла вулкана, огромная колонна из дыма и огня пронзала небосвод, почти касаясь бледных звезд. Потоки лавы по склонам вулкана сползали к рассеянным среди виноградников селениям. В необъятное пространство горной долины врывалось кроваво-красное сияние раскаленной лавы. Леса и реки, дома и долины, поля и тропинки приобретали четкие контуры, чего никогда не наблюдалось днем, и сама мысль о солнце сейчас показалась бы бледной, ненужной.

Горы Аджеролы и холмы Авеллино раскалывались, являя тайны своих долин и рощ. И хотя много миль было между Везувием и холмом Монте-ди-Дио, с вершины которого мы, онемевшие от ужаса, наблюдали это удивительное зрелище, окидывая взглядом еще недавно спокойные склоны Везувия, мы все же различали как бы увеличенных под огромной лупой мужчин, женщин и животных, спасающихся бегством в полях и лесах или мечущихся среди строений, уже охваченных пламенем со всех сторон. Глаз различал не только жесты и движения, но даже взлохмаченные шевелюры, всклоченные бороды, застывшие глаза и раскрытые рты. Казалось даже, что слышатся хриплые стоны людей.

Море было еще страшней, чем суша. Всюду, насколько хватало глаз, виднелась твердая сизая корка, вся в язвах, похожих на отметины чудовищной оспы. Под этой неподвижной коростой угадывалась невероятная сила, еле сдерживаемая ярость, будто море грозило подняться с глубин, взломать свой черепаший панцирь и пойти войной на твердь земную, чтобы умерить ее пыл. От опасных берегов Портичи, Торре-дель-Греко, Торре-Аннунциаты и Кастелламаре в спешке отходили лодки, которые двигались только благодаря отчаянным взмахам весел, ибо ветер, неистово дующий на суше, на море опадал, как мертвая птица. Из Сорренто, Меты, Капри шли лодки на помощь жителям прибрежных городков, окруженных безжалостным пламенем. Потоки грязи лениво спускались по склонам Монте-Соммы, извиваясь, как черные змеи, а в местах, где грязь встречалась с потоком лавы, поднимались облака пурпурного пара; до нас долетало зловещее шипение – так шипит раскаленное железо, погруженное в воду.

Огромная, похожая на мантию каракатицы черная туча, набитая пеплом и раскаленными кусками лавы, тяжело отвалила от вершины Везувия и, подгоняемая ветром, по счастливой для Неаполя случайности дувшим с северо-запада, медленно поползла в сторону Кастелламаре-ди-Стабия. Грохот вздувшейся черной тучи, ползущей по небу, был похож на громыхание груженной камнями телеги, катящейся по разбитой дороге. Время от времени из разрывов тучи на море и сушу градом летели куски лавы, они сыпались на поля и на твердую корку вод с грохотом, с каким телега сбрасывает булыжник; ударяясь о землю и коросту на море, они поднимали красноватые клубы, застилавшие звезды. Везувий кричал в алом мраке пугающей ночи. Отчаянный плач поднимался над несчастным городом. Я сжимал руку Джека, чувствуя, как он дрожит. Побледневший, он смотрел на адское зрелище, и страх, ужас и удивление смешались в его вытаращенных глазах.

– Пойдем, – сказал я и повел его за руку.

Мы вышли и через переулок Святой Марии Египетской направились к Пьяцца Реале. На стенах переулка с такой яростью бушевал алый свет, что мы брели по нему наощупь, как слепые. Из окон выглядывали полуголые люди, они размахивали руками, с громким криком и хриплым плачем звали друг друга, окликали бегущих по улице, а те, глядя в небо и тоже крича и плача, бежали дальше не останавливаясь. Со всех сторон полуодетые или совсем голые обезумевшие люди несли свечи и факелы к статуям Девы Марии и святых в часовенках, становились на колени прямо посреди мостовой и, колотя себя в грудь и заливаясь горючими слезами, громкими воплями призывали на помощь Мадонну и святого Януария.