Читать книгу - "Моя любимая жена - Тони Парсонс"

— Вы замечательно пели, — сказал Билл филиппинке. — Но здешним музыкантам нужно продолжать свою программу. А вам — самое время подкрепиться кофе.

— Он не дает мне развлекаться, — тоном обиженного ребенка пожаловалась Росалита.

Музыканты облегченно улыбались, глядя, как уводят их мучительницу.

Какие-то шутники кричали, чтобы Росалита спела на бис. Женщины язвительно смеялись. Глаза Росалиты сверкали от злости и жалости к себе.

— Он — просто дешевка, — громко заявила она.

Когда Билл и Нэнси подвели Росалиту к столу, оркестр заиграл «The Girl From Ipanema».[61]

— Дешевка! — выкрикнула Росалита, глядя в затылок Шейну.

Шейн вздрогнул, но не повернулся.

— А где кофе? — все тем же капризным тоном спросила филиппинка.

И снова Биллу и Нэнси пришлось конвоировать ее к стойке бара. Оказалось, что в этом отеле кофе подают только в номер. Билл нетерпеливо бросил на стойку крупную купюру, и бармен послушно отправился за кофе.

Росалита положила голову Биллу на плечо. Она назвала его «симпатичным мальчиком», заявив, что он ей всегда нравился. Признание она подкрепила припевом из «Yesterday Once More». Язык уже плохо слушался Росалиту. Филиппинка пролила сентиментальную слезу, после чего уложила голову на руки и заснула.

На соседнем табурете сидела Элис Грин. Журналистка поморщилась, презрительно фыркнула и отвернулась.

— Нет ничего паршивее этих сладеньких «Карпентерз», — пробормотала она. — Всегда ненавидела их блеяние.

С другой стороны на табурет взгромоздился Шейн. Он молча глядел на спящую жену, затем протянул руку. Рука застыла над гривой блестящих черных волос, словно австралиец не осмеливался их коснуться.

— Она проспится и придет в норму, — сказал ему Билл.

— Верно говорят: можно вытащить девчонку из бара, но нельзя вытащить бар из девчонки, — с грустью заметил Шейн.

— Ты этого и не делал, — возразил Билл. — Ты не вытаскивал Росалиту из бара. Она так и осталась завсегдатаем. Это часть ее жизни.

— Да, — вздохнул Шейн, глядя на жену со смешанным чувством горечи и восхищения. — Это часть ее жизни.

Он похлопал Билла по плечу, избегая смотреть другу в глаза.

— Давно мы с вами не виделись, — усмехнулась Элис. — Как дела в «Баттерфилд»?

— Думаю, лучше, чем у вас, — не слишком учтиво ответил Билл.

Он регулярно просматривал интернет-версию ее газеты, надеясь увидеть статью о трагедии на фабрике «Хэппи траусерз». Статьи не было. Ему не встречалось вообще никаких материалов, написанных Элис Грин.

— Это вы в точку попали, — печально рассмеялась журналистка.

Билл только сейчас обратил внимание, что прежняя, насмешливая и самоуверенная, Элис куда-то исчезла. Перед ним сидела растерянная и даже неухоженная женщина. Биллу стало ее искренне жаль.

— Моя газета впала в ступор, — сказала Элис. — Запасы благородного негодования иссякли. Сколько можно писать о захвате земель, промышленном загрязнении окружающей среды или о зачуханных фабричных рабочих, которые валятся замертво от усталости?

Она уставилась в свой бокал, будто ответ находился там.

— Я тогда в Шэньчжэне собрала материал и написала статью. Редактор пробежал ее по диагонали и скривился. Это уже не удивляет. Понимаете? Это стало привычным, как снимки голодающих детей из африканских стран или сообщение об очередном взрыве бомбы в каком-нибудь ближневосточном городе. Это уже видели, слышали, читали… Все это проело плешь читателям. Помните, что я вам сказала, когда Бекка нашла младенца в мусорном контейнере?

Билл кивнул. Он не забыл ее слова: «Такое в Шанхае не считается сенсацией».

— Теперь нужны журналисты, способные рассказывать о чудесах. Редакторам нужны чудеса. Бурно развивающийся Китай. Динамичный Шанхай. Не жалейте слов, рассказывая миру, что Пекин становится похожим на Вашингтон, а Шанхай превращается во второй Нью-Йорк. Вот эта оптимистичная трескотня пойдет на ура. Позитивное, жизнеутверждающее дерьмо!

Элис качнула бокалом, шутовски салютуя не то бурно развивающемуся Китаю, не то динамичному Шанхаю.

Вернулся бармен, неся три порции капучино.

— А где черный кофе? — спросил Билл. — Я заказывал черный.

— Только капучино, — сокрушенно вздохнул бармен. — Черный кофе кончился.

В каждой чашке поверх пенки лежало шоколадное сердечко.

— Вы выиграли, — сказала Элис. — Ваш жребий выпал. Поздравляю.

— Мой жребий? — удивился Билл, глядя, как Нэнси осторожно расталкивает Росалиту.

Свою чашку он отставил в сторону.

— Они — не мой жребий, — упрямо произнес он, сам не зная, что именно означают «они».

Но Элис не услышала его возражений.

— Мне вообще надо было бы родиться раньше. — Она махнула бармену, заказывая новую порцию выпивки. — Жаль, что меня тогда не было на площади Тяньаньмэнь. — Она прищурилась, в упор глядя на Билла. — Тогда, четвертого июня тысяча девятьсот восемьдесят седьмого.[62]Оттуда все и началось. Алчность. Коррупция. Корень отравы — там.

Нэнси посмотрела на Элис в упор. Та рассеянно разглядывала принесенную выпивку, а проснувшаяся Росалита вяло потягивала капучино, пачкая губы растаявшим шоколадом.

— Думаете, это просто совпадение, что приказ ввести танки отдал создатель китайского «экономического чуда»? — спросила Элис, тыча пальцем в сторону Билла. — Думаете, «дорогой вождь, уважаемый товарищ Дэн Сяопин» по чистой случайности ответствен за тогдашнее побоище на Тяньаньмэнь? Никаких случайностей и никакого совпадения! Все население Китая, от мала до велика, получило недвусмысленное послание: «Поддержите нас, и мы сделаем вас богатыми, а если вздумаете сопротивляться, мы раздавим вас танками». — Элис снова приложилась к бокалу и резко тряхнула головой. — Чертовски жаль, что меня там не было.

— Да, жаль, что вы не находились где-то поблизости, — вдруг вступила Нэнси.

Все повернулись к ней: Элис, Билл и даже Росалита, не успевшая протрезветь.