Читать книгу - "Над горой играет свет - Кэтрин Мадженди"

Эми поцеловала мужа в щеку, а он сказал:

— Нам бы с тобой деток, Эми. Представляешь, какими бы они были пригожими?

В ответ Эми сунула ему в рот креветку, а он ей.

— До чего же они милые, — пробормотала мисс Дарла.

— До чего же они жирные, — прошипел мне на ухо Мика.

Он так набил рот креветками и картошкой, что часть еды падала на тарелку, он запихивал все назад и жевал, жевал, как корова.

И в эти моменты Джейд так на него смотрела, что я втихомолку хихикала.

Энди тоже отличился, пару раз громко рыгнул, уже после того, как Ребекка сделала ему замечание.

Энди простодушно извинялся:

— Простите, выскочило, не успел удержать.

А Бобби уже клянчил торт, колотя кулаками по едва тронутой еде на своей тарелочке.

В общем, было шумно и весело, люди радовались.

Я мысленно призывала папу тоже порадоваться: «Папа, ну поешь, ну улыбнись. Чего тебе стоит, а? Ты ведь умеешь веселиться».

Ребекка тоже смотрела на папу. Она прикоснулась к его руке, он в ответ подмигнул ей.

И вот все поели, Ребекка убрала тарелки и поставила передо мной торт с двенадцатью голубыми свечами и одной белой, «на вырост». Мне опять спели «С днем рожденья тебя» Загадав желания, я задула свечи.

Желаний было два. Чтобы папа сам вылил в раковину бурбон и больше его не покупал, вообще. Чтобы мне позвонила мама (хотя я очень на нее злилась). Когда я проговаривала про себя первое желание, папа положил в стакан еще льда и долил из бутылки. Я поняла, что ждать маминого звонка тоже бесполезно.

И вот пиршество приблизилось к концу, Ребекка вытащила из-под стола сине-белую коробку, обвязанную желтой лентой. Джейд извлекла подарок из кармана и с хитрой улыбочкой положила его на столешницу. Кэмпинеллы и мисс Дарла тоже пришли с подарками. Я просто не знала, за что хвататься, хотелось открыть все сразу. Но начала я с подарка Джейд. В пакетике лежал браслет с симпатичными амулетами-висюльками: лошадь, собака, балетная туфелька, морская ракушка и сердечко.

— Спасибо, Джейд.

— Тут еще есть петельки, можешь и свои амулеты прицепить.

Я надела браслет и выставила перед собой руку, чтобы все могли оценить эту красоту.

Эми связала мне шапочку из красных ниток кроше. Я тут же ее нацепила и кокетливо сдвинула набок.

— Ну у тебя и видик. Дура дурой, — высказался Мика.

— Не ну. Она касивая, — заявил Бобби, успевший весь перемазаться. — Мозно я?

— Погоди немножко, Бобби. Ладно?

Он швырнул в меня креветку и закатился смехом.

Мисс Дарла вручила мне дневник. Не девчачий, а настоящий, в кожаном переплете, с тонкими атласными страницами. С блестящей ленточкой-закладкой.

— Мисс Дарла, до чего красивый, спасибо огромное.

— Я знаю, у тебя в мыслях много чего, что рвется наружу, желает запечатлеться на бумаге.

В сине-белой коробке был подарок от папы и Ребекки. Книжки. Целых три про Черного скакуна, которые написал Уолтер Фарли: «Возвращение», «Тайна похищения» и «Черный скакун и Пламя». И еще «Плюшевый кролик», детской писательницы Марджери Уильямс. Я втянула носом запах новеньких книжек. Под ними лежала белая коробочка. Открыла крышку: на ватной подушечке поблескивали часы «Таймекс». Я надела их на другое запястье и тоже предъявила публике.

— Теперь ты точно не опоздаешь на свой следующий день рождения, — сказал папа.

А Ребекка добавила:

— «Плюшевого кролика» ты, конечно, уже переросла, но я в детстве обожала эту книгу. Ну и подумала, что тебе приятно будет почитать ее Бобби.

— Поцитать Бобби, поцитать ее, — тут же громко потребовал Бобби, и, перекрикивая его, я гаркнула:

— Спасибо всем-всем, подарки просто прелесть!

— Это еще не все. — Ребекка протянула мне конверт.

Я вытаращила глаза. В конверте лежал какой-то купон. Вот это да!

Предъявителю гарантируется переделка спальни: покраска, замена штор, покрывала и наволочек, замена элементов настенного декора.

Я повисла у Ребекки на шее. Значит, скоро конец розовому кошмару! Потом я обняла папу, прильнув щекой к его мягкой джинсовой рубашке. А он еле слышно прошептал:

— С днем рождения, Букашка. Я положил конверт тебе под подушку. — Папа дохнул на меня крепким бурбоном.

Потом я стала обнимать всех остальных, по кругу. Кроме братьев. Разумеется, они были не в обиде.

Джейд листанула книги.

— Я когда-то читала «Кролика». Такое чудо! Там про то, как игрушечный кролик превратился в живого, потому что беднягу так заласкали, что у него облезла плюшевая шкурка. И его едва не выбросили.

— Ну теперь-то все? — Мика уже собрался убежать.

— Погодите, я быстро. — Я понеслась к себе в спальню. Сначала залезла под подушку за папиным конвертом. Там были три снимка, которых я раньше не видела, и записка. Первый. Я у папы на коленях, рядом с нами мама, улыбается ему. Она придерживает рукой мою ногу, а папа улыбается мне, крепко перехватив поперек живота, чтобы я сидела спокойно. На втором снимке я у папы на плечах, он придерживает меня за коленки, а я уткнулась подбородком ему в затылок. На третьем папа и вся наша троица. Я, Мика и папа улыбаемся, а Энди серьезный, потому что совсем еще маленький. Я почувствовала, что сейчас расплачусь, поэтому быстро засунула фотографии в конверт и схватила записку:

Дорогая Букашечка!

Я долго их хранил, они очень мне дороги. Но ты сейчас нуждаешься в них даже больше, чем я. Там все мы. Это было и есть. Даже «если вы когда-нибудь дни лучшие знавали».[29]

Твой папа

Я сложила записку и тоже сунула ее назад, к фотографиям. Вот оно как, я и не догадывалась, что таится иногда в папином молчании. Что за словами, произнесенными вслух, скрывается так много того, о чем он говорить не в силах. Конверт я снова запихала под подушку и, схватив подарок Мики, побежала к гостям.

Пудреницу я поставила на середину стола, куда падали лучи, и на стенах заплясали солнечные зайчики.

— Вот. Это от Мики.

— Одно слово — красота, — сказала Эми Кэмпинелл.

Глава Семьи кивнул, соглашаясь.

— Превосходно, Мика, — сказала мисс Дарла. — У тебя хороший вкус.

— Что да то да, — заметила Ребекка.

— Чудесная вещица. — Джейд погладила пальцем резьбу.

Мика в этот момент разглядывал потолок, небрежно засунув руки в карманы. В синих своих джинсах и белой, аккуратно застегнутой рубашке он до того походил на папу, что больше уже было некуда.