Читать книгу - "Человек у руля - Нина Стиббе"

Просыпаться по утрам маме было очень-очень трудно, и чувствовала она себя больной и несчастной. В особенности когда было темно и холодно, ведь больше всего на свете она ненавидела темноту и холод. Мама ставила будильник на семь утра, чтобы у нее оставалось полчаса как следует проснуться и выпить кофе. Не то чтобы она никогда раньше не бодрствовала в этот час, просто ей никогда не приходилось в это время вставать.

В первое утро мы с сестрой заставили себя подняться на час раньше, и сестра спустилась в мамину комнату, чтобы она точно встала. Сначала мама лежала, но потом все-таки встала. Как только мы услышали, что мама бренчит посудой, мы пришли на кухню в ночнушках, чтобы оказать ей поддержку. Мы планировали приготовить ей гренки, чтобы она хорошо позавтракала, но мама была очень недовольна, увидев нас, и не хотела нашей поддержки, и вела себя с нами ужасно, куда хуже, чем обычно, и это было плохое начало, и мы расстроились.

– Кто поставил этот сраный чайник? – завопила мама, когда чайник засвистел, готовясь закипеть, что всегда занимало много времени.

– Я хотела приготовить тебе чашечку кофе, – сказала сестра.

– Свари его в этой штуке, – потребовала мама, имея в виду кофеварку, – я растворимый не переношу.

А потом, не успела эта штука сварить кофе, как мама налила себе чашку растворимого, и сестра сердито удалилась спать. А потом мама разозлилась из-за того, что расстроила сестру.

– Боже мой, да что вы ко мне лезете, даже в этот час, – сказала она.

– Мы подумали, что тебе будет приятна компания, – сказала я.

– Когда это мне была приятна компания? – сказала мама.

Так что я тоже удалилась спать. И вскоре мы услышали постепенно удаляющийся рев Глоксинии: так начинался первый рабочий день мамы в качестве водителя фургона в прачечной «Подснежник».

– Она уехала, – сказала я сестре.

Потом мы обсудили, как мы ее ненавидим и как надеемся, что ее уволят, и так далее. А потом мы заснули, а потом снова встали и позавтракали цельнозерновыми печеньками, и, что хуже того, Джеку пришлось есть свои печеньки с маргарином и каким-то джемом для диабетиков, который я украла из папиного дома, потому что молоко нам не привезли.

Когда мы вернулись из школы, сестра сказала, что нам нужно получше прибраться и все подготовить к возвращению мамы, потому что она наверняка будет с ног падать от усталости. Я согласилась, и сестра начала готовить макароны с сырным соусом, но оказалось, что молока нам так и не привезли. Поэтому она переключилась на макароны с помидорами и сыром, и Крошка Джек, милый Крошка Джек, один добежал аж до променада и купил бутылку молока.

Когда мы услышали, что Глоксиния подъезжает к дому, мы все выстроились, словно дети из «Звуков музыки», но мама застала нас врасплох, проникнув в дом через заднюю дверь. Мы пошли за ней в спальню.

– Ну как оно? – спросил Джек.

– Невыносимо, – сказала мама, сняла ботинки мистера Гаммо и рухнула на диван, который стоял в ее спальне и теперь заменил ей кровать.

– Почему? – спросила я.

– День все не кончался и не кончался, и нужно было сделать тысячу разных мелочей, – сказала она.

– Например? – захотели мы узнать, но мама слишком устала, чтобы разговаривать, она просто помахала рукой, чтобы мы убирались, и некоторое время лежала с закрытыми глазами.

Сестра налила ей кофе, и мама приняла ванну и пошла спать, и больше мы ее до конца недели не видели, разве что мельком, когда она возвращалась домой и доставала из сумки куриные ножки и капустный салат.

Она завела привычку покупать готовые куриные ножки в супермаркетах, что попадались ей по дороге, и выдавать их нам на ужин завернутыми в бумажные салфетки. Меня они вполне устраивали, но сестру, понятно, нет, потому что она придерживалась вегетарианства и считала, что мы, поедая курицу руками, ведем себя как пещерные люди, и предпочла бы, чтобы мы использовали столовые приборы, но мама велела не пачкать посуду, потому что у нее времени нет на домашнее хозяйство. Лекции нашего бывшего отца о том, как важно уметь вести себя за столом, отпечатались в голове сестры, и теперь она выражалась в его манере.

– Вы никогда не сделаете карьеры, если будете есть как обезьяны, – сказала она. Мы не очень-то знали, что такое карьера, хотя и слышали это ужасное предостережение много раз.

Мама проходила в прачечной «Подснежник» двухнедельный испытательный срок, ей было нужно являться точно вовремя и учиться основам у мисс Келлогг, заместительницы менеджера. Мисс Келлогг, которая проводила вторую часть собеседования, держалась вполне мило, но была очень внимательна к мелочам и имела привычку жевать свиные хрустяшки, и маме приходилось хуже, чем сестре, которая наблюдала, как мы грызем куриные ножки, потому что частенько между зубами мисс Келлогг застревала свиная щетинка и она выковыривала ее уголком сигаретной пачки.

Но когда двухнедельный период завершился, мама освободилась от мисс Келлогг и свиных хрустяшек и получила в свое распоряжение фургон и помощника – очень симпатичного и трудолюбивого Дино, – а еще смогла закинуть башмаки мистера Гаммо в шкаф и переключиться на собственную обувь.

Работа водителя фургона заключалась в том, чтобы объезжать различные заведения города и всего графства, как уже обсуждалось, и менять грязные рулонные полотенца в туалетах и раздевалках на чистые. Лучше всего было гнать фургон под радио или болтать о пьесах (на что Дино был в некоторой степени способен, потому что целый год проходил продвинутый курс английской литературы), а хуже всего было заходить в туалеты. В особенности мужские туалеты, они были худшим из худшего и несколько шокировали нашу маму, которую всю жизнь оберегали.