Читать книгу - "Не оглядывайся назад!.. - Владимир Максимов"

Следующее утро было ещё более чудесное, чем предыдущее. И даже не от того, что не было в нём грустных разговоров, и не от того, что мы спали, точнее, как следует выспались, – с Таей в разных комнатах. А просто потому, что оно было такое прозрачно-яркое после ночного дождя. Свежее, праздничное, нарядное какое-то… И мы с Таей с удовольствием обсуждали все детали предстоящей свадьбы, которую наметили устроить после моего возвращения из ранее запланированной экспедиции по изучению миграций северного морского котика.

Через день я должен был вылететь из Минвод в Иркутск, домой. И, пробыв там несколько дней, – во Владивосток, в Тихоокеанский институт океанографии, чтобы успеть к отходу научно-поискового судна, выход которого в море был запланирован на тридцатое сентября.

Но о предстоящем расставании мы старались не думать и не говорить в этот чудесный день, когда мы ещё были вместе…

Письмо от Таи в Иркутск пришло в день моего отъезда. Оно было необычайно сухое, написанное будто через силу и заканчивалось фразой: «Я всё ещё люблю тебя, хотя никогда (слово «никогда» было подчёркнуто жирной чертой) не прощу тебе…». В конце фразы стояло имя учительницы из улуса Зум-Булуг. Последняя же фраза письма состояла только из трёх слов: «Как ты мог?!» От кого Тая узнала о ней? О наших, таких мимолётных, не всерьёз, отношениях?..

На моё покаянное письмо, в котором я даже попытался шутить, дескать, чёрт попутал, и в котором я всё предельно откровенно объяснил Тае, – уже во Владивостоке, дня за два до отхода судна, – я получил ещё одно письмо от неё. Нетерпеливо, дрожащими руками, в уголке почтамта, отойдя от окошка «До востребования», я вскрыл конверт и обнаружил в нём чистый белый, сложенный вдвое лист бумаги. Из которого выпало вырезанное из розовой бумаги сердце…

В этот миг я подумал, что сейчас потеряю сознание или моё сердце, всегда такое надёжное, не испытывающее, казалось, перегрузок и в самых тяжких ситуациях, сейчас просто остановится от непереносимой тяжести горя. Тогда мне подумалось, что это был бы, пожалуй, самый идеальный ход судьбы.

Зная гордость Таи, данное послание могло означить только одно: говорить нам больше не о чем…

С Командор, где мы задержались на лежбище котиков почти на неделю, я успел написать Тае несколько писем, в которых упомянул и о том, что через месяц буду в Петропавловске-Камчатском. «Там, на главпочтамте, «До востребования» я надеюсь получить от тебя окончательный ответ. Только, пожалуйста, не торопись, всё как следует обдумай. И знай, что без тебя моя жизнь бессмысленна».

– Вам ничего нет, – улыбнулась мне весёлая курносая девчушка петропавловского почтамта.

Мы пришли туда в начале декабря. И весь город утопал в плавных снегах. И даже вулканы на окраине Петропавловска казались очень большими дымящими сугробами.

На крыльце, куда я вышел, было морозно. А окружающая белизна невольно радовала глаз. И я, пожалуй, впервые за те месяцы, что уже длился рейс, улыбнулся. Правда, не очень весёлой улыбкой.

Возвратившись на почту, купил два листка бумаги и конверт.

На заляпанном чернилами столике, в углу, у окна с видом на Авачинскую бухту, где у причала стояло множество судов, в том числе и наш СРТ – средний рыболовный траулер НПС (научно-поисковое судно) «Учёный» – я написал Тае обычное, спокойное, дружеское письмо. Всё же указав на всякий случай, что через три месяца мы будем во Владивостоке, где и закончится наш полугодовой рейс. «А пока, через два дня, нам предстоит из Петропавловска отправиться на юг, к мелководной Банке Стейлмента в Тихом океане, где «пасутся» котики. А потом к берегам Японии, где нас настигнет Новый год. Затем, через Сангарский пролив, между двумя крупнейшими островами Японии: Хоккайдо и Хонсю, из Тихого океана мы возвратимся в Японское море и возьмём курс на Владик. Если будет желание – напиши мне туда…»

– Это вам, – протянула мне письмо усталого вида женщина на владивостокском главпочтамте, куда я успел заглянуть перед самым его закрытием.

На конверте поверх написанных моей рукою строк письма, отправленного Тае из Петропавловска, стоял штамп: «Адресат выбыл».